рассматривал ее, так же как и она его.
— Думаю, было бы грехом помешать грешнику раскаяться, — сказала Мелисса, пытаясь улыбнуться.
Он вытащил из-за спины небольшой пакетик.
— Разве можно так разговаривать с другом, который решил заранее сделать подарок ко дню рождения? — сказал он, слегка поддразнивая ее.
— Ты мне что-то купил?! Ты вспомнил?! — Мелисса была очень рада подарку, но еще больше ее обрадовало то, что он помнил о дне ее рождения.
— Я подумал, что сегодня... ну вообще... — Неожиданно он смутился, глядя, как она разворачивает сверточек.
— Ой, Слэйдер... он такой красивый, — сказала Мелисса, смахивая слезу. Она некоторое время молчала, рассматривая браслет, который он подобрал, чтобы вернуть воспоминания. Она улыбнулась, застегивая браслет в виде маленькой серебряной машинки.
Джеми очень дорожил теми деревянными машинками, которые Слэйдер смастерил для нее. Она все еще хранила одну из них у себя на туалетном столике, однако, маленькую и круглую, похожую на жука, Джеми забрал себе. Он с ней просто не расставался.
Взглянул на Слэйдера, Мелисса после некоторого колебания сказала:
— Ты помнишь ту маленькую круглую машинку? Ее очень любит Джеми. Он с ней не расстается ни на минуту. Он просто устроил скандал, пока я не уложила ее вместе с остальными вещами, когда отправляла его к бабушке.
К удивлению Слэйдера, Мелисса привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку, но тут же повернулась и подбежала к двери.
— Нам уже пора, а то опоздаем.
Они ехали молча, каждый погруженный в свои мысли и воспоминания. Уже подъезжая, они увидели, что приезжий проповедник собрал немалую аудиторию. Они шли между рядами фургончиков и легковых машин, пробираясь к большому оранжевому шатру, вокруг которого, как муравьи, толпились люди.
У каждого в заполнившей шатер толпе в руке был раскрашенный бумажный веер. Присутствующие энергично работали веерами, безнадежно пытаясь хоть как-то охладиться. Мелисса заметила, что несколько вееров ускорили свое движение, а некоторые замедлили или даже остановились, послышались шепотки, сопровождающие их проход через центр шатра вперед: только там пока еще были свободные места.
Преподобный Хантер занял свое место на кафедре, все шепотки смолкли, затих даже капризный малыш где-то сзади.
— Мне доставляет большую радость видеть здесь сегодня так много братьев и сестер! — закричал в микрофон преподобный Хантер. — Иисус также был бы счастлив видеть, как вы все пришли помолиться ему — и истинные христиане, и грешники. Восхвалим Господа. Может быть, Он даст нам облегчение от этого зноя.
— Аминь, брат! — завопил здоровый фермер.
— Воспоем Славу Господу, — сказал преподобный Хантер, раскрывая свой молитвенник. — Откройте страницу тридцать седьмую ваших молитвенников, — велел он прихожанам, а затем они хором с энтузиазмом исполнили «Старый неотесанный крест», который прозвучал не столько музыкально, сколько прочувствованно. И без фортепиано многие музыкальные огрехи были довольно заметны. Музыка как-то заглушила бы эти недостатки. Но инструмент был слишком громоздким, чтобы тащить его в шатер. Поэтому петь приходилось без музыкального сопровождения.
Какой-то малыш удрал от родителей и кувыркался в пыльном проходе, к удовольствию всех присутствующих. Однако приезжему проповеднику не понравилось, что внимание привлечено не к нему. Взойдя на кафедру после преподобного Хантера, он кинул на ребенка такой гневный взгляд, что тот мигом бросился к матери, пытающейся успокоить грудного малыша.
Этот проповедник был, как и все хорошие ораторы, неплохим актером и начал очень эффектно.
— Поднимите руки те, кто терял любимого человека, — пропел он голосом, не нуждающимся в микрофоне. Он отошел от кафедры, чтобы быть ближе к людям.
Большинство из присутствующих вспомнили своих родителей или бабушек с дедушками и подняли руки.
— А кто из вас, — его горящие глаза пристально всматривались в толпу, — жалеет о том, что не говорили им, что любят их, до того, как они умерли? Что вспомнили об этом слишком поздно?
Вверх поднялись почти все те же руки в едином эмоциональном порыве, которым так ловко умел управлять проповедник.
— Верно. Мы принимаем эту любовь как должное, пока те, кого мы любим, не покидают нас. — Эти слова глубоко задели сердца Мелиссы и Слэйдера. — Ну а почему? — спросил он. — Ну а почему, — пропел он второй раз, как бы повторяя припев песни для большего эмоционального воздействия, — почему не показать и не сказать им, что мы любим их, что они дороги нам, пока они еще с нами?
По толпе прошелестели несколько возгласов «Аминь».
— А теперь поднимите руки все те, кто среди вас является истинным христианином.
Взметнулись вверх практически все руки.
— Возблагодарим Господа, — сказал проповедник, подняв над головой Библию для пущей выразительности. — И как христиане, я не сомневаюсь, вы любите своего ближнего. Я хочу, чтобы вы это продемонстрировали. — Он сделал большую и выразительную паузу, достойную действительно великого артиста, а затем приказал: — Я хочу, чтобы все вы сегодня повернулись к человеку, сидящему слева от вас, и к человеку, сидящему справа от вас, и обняли бы их и сказали бы им, что вы их любите.
По залу прошел смущенный ропот.
— Сделайте это, братья и сестры, — велел им проповедник. — Мы все — дети Господа. Подумайте, как стыдно станет вам завтра, если вы не сделаете этого, а человек, стоящий сегодня рядом с вами, скончается. Все может случиться. Никто не может гарантировать вам долгой жизни. Господь обещает вам вечную жизнь.
Послышался звук отодвигаемых стульев, шарканье ног, толпа поднялась и выполнила распоряжение проповедника, хотя и с некоторой неловкостью.
Мелисса почувствовала, как ее обнимают руки Слэйдера. Он очень нежно и осторожно обнял ее. Хотя многие и обнимались, еще больше народу смотрели на других.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя, Лисса, — прошептал Слэйдер ей на ухо.
— Да, — ответила Мелисса, и он отпустил ее. Постепенно эмоциональный энтузиазм несколько поугас. Вскоре все уселись на свои места и заработали веерами.
На этом часть проповеди, посвященная любви к ближнему, завершилась. Мелисса была рада этому. Единственный, кого ей хотелось любить, был Джеми. Остальная часть проповеди была проведена с еще большим энтузиазмом и драматическими эффектами, поскольку проповедник страстно ненавидел грешников и призывал на них адский огонь и всевозможные кары, изрыгая страшные проклятия на головы тех грешников, которые еще не успели покаяться.
— И это грех! — гремел проповедник, для пущей убедительности со всей силой ударяя ладонью по кафедре. Кроме того, нужно было, чтобы те, кого сморила жара, проснулась.
Мелисса внутренне протестовала против его слов. Этот человек на кафедре и представления не имел о том, что такое грех. Она знала грех.
Она знала, что самый страшный грех — это когда тебя не любят. Она помнила, как тяжело и больно ей было в детстве, когда ее никто не любил, и единственным утешением была доброта и забота Слэйдера. Но теперь у нее есть Джеми. Ночь вместе. Он хотел провести с ней ночь, она чувствовала это каждой своей клеточкой. Одна только ночь, и он отдаст ей свою половину фермы. Не Бью, а ей.
После молитвы о спасении душ хор запел «Внесение снопов», проповедник перешел к более низкой материи — молитве о деньгах. А после того как все заново укрепившиеся в своей вере укрепили деньгами проповедника, все завершилось.
Толпа направилась в проходы и стала выходить из шатра.
— Эй, привет, Мелисса, — сказала миссис Бодекер, присоединяясь вместе с Прессом к Слэйдеру и Мелиссе и двигаясь по направлению стоянки.
