— Почему?
— Потому что я тебя люблю.
Она тепло улыбнулась.
— Знаешь, я тебя тоже. Но ты чем-то взволнован.
Мишель нахмурился.
— Сегодня кто-нибудь меня спрашивал?
— Да, человек, которого и ты, и я хорошо знаем, — ответила Жюмель в легком замешательстве. — Тот маг, что уже когда-то приходил.
Показное спокойствие Мишеля улетучилось вмиг.
— Где он? — задыхаясь, спросил он.
— Я его проводила в гостиную первого этажа.
Дальше Мишель слушать не стал и двинулся вперед по коридору. На середине пути острая боль заставила его захромать, но не поэтому он замедлил шаг. Оружия при нем не было, но его это не заботило: он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы задушить Пентадиуса собственными руками.
С налитыми кровью глазами ворвался он в гостиную.
— Вы… — прошептал он.
На диване сидел Жан Фернель. Одну книгу он держал в руках, две другие лежали рядом на подушках. Он полуулыбкой приветствовал Мишеля.
— Он самый. Извините, что явился в Салон, не предупредив вас. У меня для вас новости: и плохие, и хорошие.
— Выкладывайте, — Мишель уселся в кресло возле камина.
— Сейчас все расскажу. Начну с хорошей новости: Екатерина Медичи хочет с вами познакомиться. Она услышала о медальоне со своим изображением и желает вас видеть. Разумеется, это вас ни к чему не обязывает, но если вы согласны, я устрою вам официальное приглашение ко двору.
— Вы с ней обо мне говорили?
— Конечно. Знаете, о вас теперь много говорят. Три книги, которые вы опубликовали, разошлись с невероятной быстротой. Начать хотя бы с вот этой, что у меня в руках: «Великолепная и весьма полезная брошюра для тех, кто хочет узнать изысканные рецепты». Никак не думал, что вы гастроном, да к тому же еще специалист по косметике.
Мишель все еще был во власти призрака Пентадиуса, поэтому только досадливо отмахнулся.
— Я всего лишь собрал сведения, полученные там и сям во время путешествий. Ничего важного в этой книге нет.
— Зато есть вот в этой.
Фернель положил книгу на стол и достал тоненькую брошюру.
— «Предсказания на тысяча пятьсот пятьдесят шестой год». Королева прочла, и брошюра произвела на нее огромное впечатление: на каждый месяц грядущего года вы предсказываете бедствие.
— А вы не замечаете, что мы живем во времена бедствий?
Вопрос прозвучал не очень вежливо, но Фернель не обратил внимания.
— Замечаю. Однако ваш альманах утверждает, что бедствия станут множиться… Можно подумать, что вы сознательно сеете страх. К тому же ваша книга гораздо подробнее всех других, написанных на эту тему…
— Издатель Брото меня все время за это упрекает.
— Я говорю о подробности описания бесконечных, мучительных кошмаров. Но главный кошмар — вот эта книжица.
Фернель достал еще одну брошюру.
— «Пророчества Мишеля Нострадамуса, изданные в Лионе в печатне Масе Бонома». Она вышла недавно, и повсюду только и разговоров, что о ней. И заглавие с претензией: не предсказания, а «пророчества».
— Если вас это заботит, то в авиньонском издании сказано «Чудесные предсказания».
— Существо дела не меняется: во всех случаях эта книга ставит вас в опасное положение.
Фернель нахмурился.
— Мишель… хотя мне бы надо называть вас Нострадамусом: ведь под этим именем вы добились славы. Это я посоветовал вам бросить вызов Ульриху и опубликовать свои видения. Но вы пошли дальше: вы сделали достоянием публики философию иллюминатов и даже некоторые наши техники. Ваше «Письмо к сыну Сезару», которым открывается книга, «Церковь» воспримет как настоящий донос.
Слегка смутившись, Мишель пробормотал:
— Но вы быстро убедитесь, что одни параграфы выписаны из «Собрания откровений» брата Джироламо Савонаролы, а другие — из сочинений Петра Кринита.
— Несомненно. Я заметил также, что ваши астрологические суждения вдохновлены работами Ришара Русса. А вот это место, — Фернель полистал книгу, — двадцать первый параграф, где вы говорите, что познание сути вещей и движения звезд возможно в состоянии гераклической эпилепсии, явно навлечет на вас гнев Ульриха.
Смущение Мишеля возрастало.
— Это Гиппократ назвал эпилепсию «геркулесовой болезнью» в работе о женских болезнях. Видимо, Геркулес страдал эпилепсией.
Фернель взглянул на него с иронией.
— Да, но мы с вами прекрасно знаем, что hieracium — название ястребиной травы.
Он снова насупился.
— Вы обнародовали секрет, который «Церковь» хранила наиболее ревностно. И раскрыли его не столько профанам, сколько нашим инициированным. Поймите меня правильно: я не хочу сказать, что вы поступили плохо. Но теперь Ульрих станет вас ненавидеть со всей силой, на которую способен, и постарается вас уничтожить.
Мишель опустил голову.
— Я с самого начала это знал. Постараюсь его пересилить.
— Интересно, каким образом?
— С вашей помощью.
Фернель закрыл глаза и устало провел по ним пальцами. Потом снова открыл.
— Хорошо, я помогу вам, но сначала скажите: в последнее время вам не попадались на глаза следы пребывания Ульриха? Какие-нибудь странные события, диковинные растения или другие признаки иных миров?
— Да, в деревнях в окрестностях Салона стали рождаться уродцы. И вчера вечером в здешних краях видели Пентадиуса.
Обычное дрожание рук Фернеля, казалось, усилилось.
— Пентадиус! — прошептал он, — Он явно прибыл на разведку. А это означает, что Ульрих вот-вот атакует.
Старый маг вдруг поднялся с таким решительным видом, что стал даже выше ростом.
— Слушайте, Мишель. У нас еще есть несколько дней, по крайней мере я на это надеюсь. Я постараюсь за это время собрать сюда всех иллюминатов-диссидентов, каких смогу найти. Один из них сопровождал меня в пути и должен с минуты на минуту здесь появиться. Но одного человека мало.
— Что же такое вы задумали?
— Помните свое боевое крещение?
— Еще бы…
Мишель вздрогнул: ему всегда становилось не по себе, когда он вспоминал церемонию в Бордо.
— Надо выполнить обряд с противоположным знаком, и я один такой знаю…
Мишель задумался, потом от удивления раскрыл рот.
— Уж не намекаете ли вы на обряд фибионитов?
Голос его против воли прозвучал возмущенно.
Фернель важно кивнул.
— Именно на него и намекаю. Надо призвать силы любви сквозь все семь небес и сосредоточить их
