догадался, что вторая спальня принадлежит Джин.
Он распахнул дверь, подхватил ее на руки и перенес через порог. Сердце гулко забилось у Джин в груди. Майк опустил ее на кровать и огляделся. В его глазах мелькнула улыбка.
— Односпальная кровать? Как это целомудренно, любовь моя!
Наклонившись, он принялся неторопливо расстегивать ее платье, аккуратно вынимая из петли каждую пуговку, раздвигая ткань в стороны и легонько поглаживая пальцами кружева бюстгальтера и постепенно обнажающееся тело. Эта дразнящая ласка заставила Джин затрепетать от нарастающего возбуждения.
— Господи, какая ты худенькая!
Он провел ладонями вдоль ее живота и задержался на треугольнике шелковой ткани. Жаркий импульс желания словно клинком пронзил ее тело. Она не могла больше оставаться пассивной, просто наслаждаться его взглядами и прикосновениями.
Джин притянула к себе его голову, и, пока они целовались, ее пальцы расстегивали рубашку, чтобы дать возможность обнаженной коже соприкоснуться, вызывая новый всплеск чувственного восторга.
Поцелуй все длился, унося с собой все сомнения, все обиды и недомолвки. У нее вырвался не то сдавленный стон, не то вздох — как последний знак капитуляции, как мольба о пощаде. Они начали нетерпеливо срывать с друг друга остатки одежды, ища все большей близости, все теснее прижимаясь друг к другу, чтобы поскорее заглушить боль этой длившейся вечность разлуки.
Тепло Майка обволакивало ее, и Джин почувствовала, что не в силах больше терпеть ту ноющую пустоту в своем теле, которая могла быть заполнена только им. Она изогнулась и приподнялась навстречу ему, приглашая сотворить чудо того полного растворения друг в друге, когда земля перестает вращаться и во всей вселенной остаются двое — он и она.
Он прижался к ней, продолжая свои ласки, и, наконец, соединился с ней, проникая внутрь и задавая ритм движений, увлекая ее за собой все выше и выше, доводя до ощущения странной невесомости. С последним толчком он резко вскрикнул, и волны наслаждения пробежали по ее телу. Майк расслабленно упал, накрывая ее собой, и она обняла его, удерживая рядом.
— Я люблю тебя, Джин, — прошептал он. — Я не могу жить без твоей любви.
Она крепче стиснула его в объятиях, не в силах говорить. Счастье захлестнуло ее, лишая возможности думать обо всем, что было вне этого мгновения.
Они лежали, обнявшись, пока его руки вновь не начали двигаться вдоль ее тела, вызывая новую волну возбуждения. На этот раз все было по-другому. Он соблазнял возлюбленную с благоговейным почтением, наслаждаясь ее реакцией, скользя ладонями и губами по ее коже, терзая грудь, лаская живот и бедра, пока Джин не присоединилась к игре, и шаг за шагом, касание за касанием довела его до полного возбуждения. Затем заметила презерватив, лежащий на тумбочке и, осмелев еще больше, сама надела его Майку. Не выпуская инициативы, она оседлала его бедра и сама начала движение, не сводя глаз с лица любимого.
— Эта кровать просто невыносима, — пробормотал он некоторое время спустя.
— Для одного человека она вполне удобна, — заметила Джин.
Крупицы здравого смысла начали возвращаться к ней, и два огромных нерешенных вопроса снова возникли в ее сознании. Первый — не уйдет ли он снова? И второй — София!
— В любом случае мне придется уйти, — сказал он, словно прочитав ее мысли. — Боюсь, что София не готова встретить меня за завтраком!
— Нам надо поговорить, — начала Джин, но он заглушил ее слова поцелуем.
— По-моему, целоваться гораздо приятнее, чем разговаривать, ты так не считаешь? — поддразнил он, и она не стала возражать.
Джин не заметила, как уснула, а открыв глаза на рассвете, обнаружила, что Майк уже ушел. Тело наполняла приятная тяжесть. Она вздохнула и перевернулась на другой бок, намереваясь поспать еще часок, но нерешенные вопросы снова всплыли в ее мозгу. Она села на кровати и вместо того, чтобы спать, провела этот час в тревожных раздумьях.
Он поцеловал ее, как только она переступила порог кабинета. Его руки жадно ощупывали ее со всех сторон, словно желая оставить невидимое клеймо, словно заявляя: «Моя!» Джин, несомненно, упивалась бы этими прикосновениями, если бы не мысль о Софии.
— У меня дежурство сегодня ночью, но я могу взять машину и приехать к тебе, а если меня вызовут, успею вернуться в больницу за несколько минут.
Джин понимала, что он хочет договориться обо всем заранее, потому что неотложные дела могут разлучить их на весь день. Но эта спешка только усилила ее неловкость, и она отстранилась от него, взволнованная, смущенная и слишком опьяненная его присутствием, чтобы мыслить трезво.
— Все будет в порядке, — заверил он, видимо чувствуя ее сомнения. — Я знаю, что ты беспокоишься о Софии, что тебя волнует будущее, но… — Он снова поймал Джин в кольцо своих рук, вынуждая смотреть прямо ему в лицо. — Ты не можешь отрицать то, что связывает нас, ты не можешь сказать, что не веришь в мою любовь.
Он поцеловал ее снова — спокойным и нежным поцелуем, почти лишенным страсти, но тем не менее пробудившим в ней огонь. Она была готова ответить ему, но в этот момент раздался стук в дверь и в комнату вошла Клер.
Они отпрянули друг от друга — слишком поздно, чтобы скрыть свою близость, но достаточно поспешно, чтобы подчеркнуть неловкость ситуации.
— Ну и ну! — воскликнула Клер. — Какая неожиданная сцена. Я могу зайти позже, если хотите.
Джин начала, запинаясь, лепетать какие-то опровержения, объяснения, извинения, но Майк прикрыл ей рот ладонью.
— Мы с Джин старые друзья, — спокойно проговорил он. — Так кто вам нужен, я или она?
— Оба, раз уж так случилось, — сказала Клер. Ее глаза оживленно блестели, предвкушая удовольствие от новой больничной сплетни. — Во-первых, Джин, Лора просила тебя зайти к ней, а я принесла тебе новые бланки запросов. Во-вторых, доктор Пауэлл передал, что будет ждать вас в вестибюле, доктор Брэдли.
Джин взяла пачку листов и бросила ее на стол. Она злилась на себя за непрофессионализм и на то, что ее застали в объятиях Майка. Поспешно выйдя из кабинета, она попыталась восстановить то деловое настроение, с которым обычно принималась за работу.
— Миссис Родригес хочет поговорить с тобой, — пояснила Лора, называя настоящее имя «миссис Мексики». — Я сказала ей, что не в твоей власти принять решение об организации нового блока, но, похоже, она считает, что сможет оказать влияние на тех, от кого это зависит.
У Джин вырвался тихий стон. Она уже выбилась из своего утреннего графика, а теперь придется потратить еще час, если не больше, на разговор с мексиканкой.
Тем не менее, если эта женщина хочет оказать финансовую поддержку и может помочь решению этой проблемы, то почему бы и нет…
Джин вошла в палату и села на стул для посетителей у постели миссис Родригес.
— Я все выяснила насчет паровых ванн и саун, — начала она и углубилась в подробности проекта.
— Теперь я окончательно поняла важность всего этого, — сказала мексиканка, когда Джин закончила объяснения. — Я расспрошу своих подруг и знакомых, и мы постараемся суммировать все, что в наших обычаях связано с беременностью и родами. Можно начать с тех женщин, с которыми я познакомилась здесь. Они знают не очень много, но у моей новой подруги из Перу была книга на эту тему, изданная у нее на родине. Предоставьте это мне! — Она взмахнула украшенной бриллиантами рукой. — Сначала я соберу информацию, потом найду кого-нибудь, кто сможет обобщить все это, за плату разумеется. Мы сможем обойтись и без помощи администрации больницы.
Джин поблагодарила женщину и вышла из палаты.
Она ведь хотела поговорить с Майком о том, что одна из пациенток предлагает финансовую помощь, но почему-то это вылетело у нее из головы. И как это она могла забыть?
