сотрудников.
— Приблизительно… Около пяти часов назад. Как только мы вернулись в «Галатею».
Мат вскочил на ноги, пошатнулся. «Ага, все-таки регрессия», мелькнула надежда, но Мат справился с собой. Он сделал быстрый наклон вперед, выпрямился, затем бросил вниз руки, расслабив мышцы. «Как заправский гимнаст, у меня выучился», — с горечью отметил Гилл.
— Где они сейчас?
— Я провожу тебя.
— Не утруждай себя, старина! — Улыбка на этот раз была дружеской, искренней. — Ты выдохся больше, чем я, отдохни. Я отлично ориентируюсь в «Галатее», скажи только, куда ты их поместил. И не принимай все так близко к сердцу. Я подключу их к гальванической сети, и через сорок восемь часов от аментипана не останется и следа. Для большей гарантии мы возьмем у них анализ крови, он в два счета даст полную ясность. Впрочем, зачем я все это тебе объясняю? Ты сам все знаешь, как и я. Уже догадался, верно?
«Неправда, ни о чем я не догадался, И не догадаюсь никогда. Самое ужасное как раз в том, что недостатка знаний в этой области я не ощущал и не ощущаю. Сид был прав: того, о чем мы не знаем, не существует. Но как оно выглядит, это незнаемое? Каков метод, которым можно обнаружить эту черную дыру в памяти? Обломок скалы ворочается в мозгу по-прежнему, давит, давит… Когда это кончится?»
— Утешайся тем, что ты не впрыснул им по две десятых грамма, Гилл!
Мат рассмеялся. В Гилле вспыхнула ненависть. «Теперь я буду ненавидеть его до смерти. Это скверно, очень скверно. Но еще хуже то, что он прав. Нет сил проводить его вниз. Камень все ворочается в голове, дрожат ноги, если я упаду на лестнице, он опять примется меня утешать…»
— Они в жилом отсеке, в спальнях, — пробормотал Гилл. — Нас теперь девять человек, будет тесновато. Но если супруги поместятся в одной кабине, а я с Сидом, места хватит на всех.
— Хорошо. А где Шарик?
— Зачем он тебе?
— Сид тоже изрядно устал. Зачем нам таскать их на руках, если это может сделать робот? Арро весит побольше, чем я! — Мат опять засмеялся. Премудрейшая голова, ежеминутно выдающая идеи! — Шарик на вербальной связи?
— Да.
— Где его искать?
Гилл поднялся было, чтобы подойти к пульту, но Мат его остановил:
— Не трудись! Я мог бы вызвать его сюда сам. Но мне интересно, насколько уверенно я ориентируюсь внутри «Галатеи». Самоконтроль, ты понимаешь. Притом в первый раз. Доставь мне удовольствие поиграть в эту игру!
Последняя фраза Мата прозвучала несколько фальшиво, но Гилл был подавлен собственной неудачливостью настолько, что не обратил на это внимания. «Счастлив, самоуверен… и, разумеется, еще дурачок. Надо надеяться, застрянет в лифте, либо Шарик не послушается чужого голоса. Это собьет с него спесь, по крайней мере».
— Думаю, Шарик разводит сейчас костер, чтобы готовить ужин. Но я советую, окликни его с порога нижнего люка и не слезай по лестнице, покуда он не отзовется.
Что бы то ни было, Гилл не мог допустить, чтобы Шарик напугал Мата. «Возможно, он жесток по отношению ко мне, но я-то тоже показал себя полным идиотом, он только сквитал счет. И надеюсь, без злого умысла».
— Старина, доверь это мне! — Мат пошел к лифту. Гилл с завистью наблюдал за его легкой, упругой походкой. — А может, ты полагаешь, у меня дурное произношение? Но уж если Шарик понимает твое!..
Возразить было нечего. Так или иначе, придется его ненавидеть. Но для ненависти не хватало сил, так глубока была усталость. Если бы не проклятая дрожь в ногах, он бы показал Мату, где раки зимуют. А сейчас изволь сесть, ничего ты ему не покажешь.
— Жди меня здесь, Гилл. Как договорились.
«Ни о чем мы не договорились. Это приказ, самый откровенный. И я ему подчиняюсь», — подумал Гилл и удивился. Перемена настроения наступила, едва Мат скрылся за дверью.
— Кретин! — произнес Гилл вслух, прислушался к слабому эху, отразившемуся от стен, и повторил: — Ты кретин, Мат. Мое произношение! Что ему в нем не нравится, да и как он может судить? Я говорю превосходно, без о-ши-бок и да-же по сло-гам! Пре-вос-ход-но, слышишь?
Каменный жернов в голове, повернувшись еще несколько раз, наконец остановился. Тупая тяжелая усталость разлилась по всему телу. Слишком много он взял на себя за один раз. Полет на «Воспе», потом цирковой трюк на канате… Впрочем, причина иная. Это даже не усталость. Это крах. Аментипан действительно давно уже не применялся. Выпало из памяти полностью, напрочь. А что еще осталось за ее пределами, не попало в репрограмму? И почему? Лучше не стоит думать об этом, опять попадешь в замкнутый круг, опять камень в голове… Факт, однако, что любая проверка перенесенной в электронную память Большого Мозга информации имеет формальный характер. Только количество. А качество? Сколько ни анализируй, пусть самыми различными методами, ты будешь измерять только интенсивность, варианты, электронные показатели отдельных секвенций. Так можно обнаружить только грубые ошибки или большие дыры, но не более того. Истинное содержание, комплексная субстанция репрограммы психики могут быть реализованы только в живом человеческом мозге. Мат совершеннее Юму уже хотя бы потому, что, сравнив мысленно нас обоих и установив различие, пришел к важнейшему выводу: чего-то недостает. Разумеется, у него тоже. А потому и он не в состоянии определить, чего именно, даже другим методом. Пики фреквенций отдельных полей не скажут ему больше, чем мне, и сказать не могут. Но он располагает возможностью, о которой я даже не думал. Конечно, Мат как личность ценнее меня, но и я могу еще пригодиться. Мой опыт, знание обстановки; правда, самое важное я ему уже рассказал. Значит, меня нужно сделать полезным, а мне признать его превосходство. Это во-первых. Так мы, пожалуй, еще сможем понять друг друга. А Сид? Сиду тоже надо внушить эту мысль, пусть спорит со мной сколько угодно, не в этом суть. Сейчас же надо поговорить с Сидом, помочь Мату. Если он увидит, что я ему помогаю, что способен помочь… Крайне необходимо установить взаимное понимание, крайне. Чтобы он видел не только ошибки и неотесанные углы. В конце концов, ведь он — это я. Успех обеспечен.
Гилл вызвал лифт, но он оказался занят, а потом остановился на уровне жилого отсека. Еще нажим кнопки, опять безрезультатно. Очевидно, Мат заблокировал автомат, лифт не поднимался. Не беда, пойдем по лестнице.
На повороте третьего отсека он увидел Мата. Мат стоял, повернувшись к нему лицом, и держал в руке лучевой пистолет. Медленным движением он поднял оружие на уровень груди.
— Сожалею, Гилл, но это должно случиться. Ты знаешь и сам.
— Мы могли бы вам еще во многом помочь. И я, и Сид…
— Сида уже нет. Успокойся, он даже не подозревал, что его ждет. Так я собирался поступить и с тобой. Очень жаль, что ты пришел сам…
— Послушай, Мат! Я признаю твое главенство, ты более совершенен. Но я помогу тебе во всем, что касается опыта, которого тебе недостает…
— Мне недостает только одного, но и это имеет чисто теоретическое значение…
— Чего же? Я охотно поделюсь с тобой… — «Пока я могу удержать его словом, ничего не произойдет. Отнять силой? Безнадежно. Расстояние четыре метра, даже если его рефлексы медленнее моих, слишком далеко. Говорить, говорить, объяснять, убеждать, что я ему нужен…» Существует множество незаметных, несущественных мелочей, Мат. Я объясню их тебе, и наша жизнь будет легче. Все оборудование «Галатеи» я знаю отлично; кроме того, мы будем ходить на охоту с Шариком. Поверь, я превосходный охотник, нет такой дичи, которую бы… — Гилл замолчал. Взгляд Мата выражал бесконечное терпение и полное равнодушие. — Что ты хочешь знать, скажи?
— Это не так легко сформулировать.
Мат тоже молчал, глаза его поднялись к потолку, но ствол пистолета не сдвинулся ни на сантиметр.
— Ну что же, попробую, — заговорил он опять. — Скажи, были ли какие-либо причины, соображения, мысли, иными словами, была ли у тебя мотивировка, пусть даже самая мелкая я вздорная, чтобы избрать и
