полного соответствия своему полу вообще крайне редки - каждый мужчина носит в себе 'осадок' женщины, а женщина - 'осадок' мужчины; степени колебания пропорций очень велики. Следует полностью отдавать себе отчет в этом факте, прежде всего, когда это касается психологии, где 'колебания пола' особенно заметны. Типично женские черты очень часто проявляются у мужчин, особенно и массово в деградирующих цивилизациях. Вейнингер обращал внимание на 'промежуточные формы пола'. [333] Вот пример: Вейнингер связывал только с женским поведением 'внутреннюю ложь' (со всей ее истеричностью и невротичностью), справедливо атрибутируя ее неотъемлемым свойством женской природы. Однако психоанализу знакомы случаи того же самого у мужчин, особенно в наше время - это связано с тем, что основа мужественности, 'сверх-Я' растворено в инстинктивной и особенно в социальной жизни; все это порождает состояние, именуемое психологами интроекцией, а также неврозы и нарушения самого разного вида. Психологическая и моральная характеристика мужчин после последней войны, 'исчезновение мужчин', связано с массовым появлением у них 'жидких', 'текучих', 'женских' характеров.
В конце концов, следует понять, что нельзя судить мужчин женскими мерками и женщин мужскими - оценивать человека надо с точки зрения того, как в нем развиты потенциальные возможности своего пола. Несовершенство типа всегда в 'бесформенности', гибридности, характерной для неразвитых или выродившихся особей. С точки зрения традиционной этики плохи женщины, похожие на мужчин, и мужчины, похожие на женщин.
41. Об этике полов
Приведенные выше наблюдения заставляют сказать хотя бы несколько слов об этике полов. Эту проблему мы затронем лишь вскользь - по двум причинам. Во- первых, вопреки мнению большинства, этика никогда не бывает самостоятельна. Чтобы что-то значить, она должна быть прямо связана с областью священного и с метафизикой. Во-вторых, мы уже рассмотрели вопросы этики именно в этой перспективе, но в другой работе. Здесь эта же проблема будет лишь введением в другую - сакральных форм отношений полов.
Всякая традиционная, а не 'социальная', то есть абстрактно-философская, этика основывается на восхождении к абсолютному, к тому, что составляет самую сущность бытия. Данное и внеположное, оформленное волевым актом, теряет свою самодостаточность и становится этическим критерием. Истинная формула всякой этики - 'быть самим собой' или 'быть верным самому себе'. Причем под этой верностью следует разуметь верность глубинной природе, сущности человека, его внутреннему типу, 'идее'.
В бытии-для-себя и бытии-для-другого легко распознавать основные черты мужественности и женственности; становится ясным, что есть этика мужчины и что
- этика женщины: это проявляется в реакции, безусловном 'ответе' на предлагаемые жизнью ситуации со стороны каждого пола. В этом, как мы уже отмечали выше, можно заметить симметрию. Мужское в чистом виде, то есть бытие-для-себя, мы видим только в двух типах - воина и аскета; им соответствуют два типа женственности, то есть бытия-для -другого - тип любовницы и тип матери.
Мы только дополняем то, что уже говорили о женском и женщинах. Взятые сами по себе, ни 'афродитизм', ни материнство не есть категории внеонтологические и соответственно этической ценности не несут; все зависит только от принадлежности женщины к тому или иному 'типу'. Существует общее и вполне определенное мнение о женщинах, принадлежащих к 'афродическому' типу, материнство же всячески превозносится. Но когда слышишь о 'высоком призвании материнства', трудно определить, что же собственно высокого в самом его факте. Материнская любовь у людей имеет очень много общего с ней же у животных - это чисто природное, безличное и инстинктивное чувство женщины, само по себе лишенное этического измерения и могущее даже вступать в противоречие с этическими ценностями. Несомненно то, что для 'абсолютной матери' ее любовь никак не вытекает из каких- либо высших начал, [334] она слепа и часто несправедлива.
Мать любит ребенка потому, что это ее ребенок, а не потому, что видит в нем достойное любви. Чтобы защитить и спасти свое дитя, 'абсолютная мать' способна не только пожертвовать жизнью (здесь природное и этическое совпадают), но и совершать поступки, с точки зрения этики совершенно непростительные. Пример проявления чисто материнского типа женщины - в новелле Айно Калла 'Имант и его мать' - мать узнает, что ее сын рискует жизнью, участвуя в заговоре против своего хозяина; она без колебаний выдает этому хозяину всех участников при условии, что жизнь ее сына будет сохранена. Заговорщиков казнили, а Имант остался в живых, но, узнав о случившемся, покончил с собой, ибо другого выхода у него не было. Здесь в самом чистом виде выявлено противоречие между мужской этикой и материнской любовью.
Для того, чтобы преодолеть свою чисто природную стихию, женщине как материнского типа, так и типа любовницы, нужно превзойти саму себя, нужно героическое усилие, самопожертвование, самоотречение. Для матери это должно проявляться в любви не слепой, не инстинктивной, оставляющей возможность свободного выбора и ясно видящей ее объект - свое дитя, любви, способной к различению, распознаванию, вплоть до желания смерти недостойного сына. Такую материнскую любовь мы встречаем среди спартанских, древнеримских, иберийских и германских матерей; это первая возможность этического поведения женщины.
Другая этическая перспектива открывается перед женщиной противоположного типа - типа любовницы; она - в жизни для другого, [335] жизни его тени, тени героя, когда он для нее - 'господин и супруг', когда обожание его доходит до обожествления: тогда исчезает всякий страстный эгоизм, а любовь превращается в священное приношение; при этом сохраняются присутствующие в этих женщинах будоражащие, вдохновляющие и демонические черты, но исчезает 'высасывание', вампиризм, о котором мы говорили. В предыдущей работе мы перечисляли возможные для женщин не демет- рической, но афродической и дионисической природы пути, очерченные традиционными культурами. Женщины, которые хотели оставаться с мужем по ту сторону физического существования, добровольно предавали себя погребальному костру - этот обычай существовал не только в Индии, но и у фракийцев, венедов, древних германцев, инков и так далее - и это было естественным завершением пути женщины такого типа.
В данной работе, говоря об этике полов, мы делаем лишь приблизительный набросок. Нас совершенно не интересуют 'женские' и 'сексуальные' проблемы, как их представляет себе современный мир, равно как и вопросы брака, развода, эмансипации, свободной любви и так далее. На самом деле их нет. Единственной серьезной проблемой является то, насколько общество, и шире - эпоха, - могут способствовать самораскрытию мужчины и женщины в рамках обозначенных архетипов, а также соответственно способных через разнообразие внешних форм добиться, чтобы общественные институты отражали естественные законы и содействовали укоренению мужского и женского начала в метафизике пола, а также приближению к простому закону: 'принципиальное, в главном, подчинение женщины мужчине'. Все остальное, как сказал бы Ницше, 'есть глупость'; и во введении к этой книге мы уже говорили, в какое глупое положение по отношению как к женщине, так и к полу вообще поставила себя современная западная цивилизация вследствие ее так называемого 'прогресса'. [336]
