равновесие.
Надо сосредоточиться, чтобы предупредить приступ клаустрофобии. Я знаю, главное — не впадать в панику. Один, два, три… Глубокие равномерные вдохи. Опасности нет. Здесь достаточно воздуха. Три, два, один… Я втягиваю воздух в легкие, до самых глубин.
Глаза мои привыкли к темноте, но я ничего не вижу. Абсолютно ничего.
Вытянув руки, делаю несколько шагов до стены. Она тоже из больших камней. Провожу рукой по волосам. На голове появилась шишка.
Дыхание пришло в норму, и теперь, кроме своей икоты, я слышу какой-то другой звук.
Я задерживаю дыхание и прислушиваюсь.
Кто-то дышит.
Я в камере не один.
Меня охватывает ужас. Превратившись в каменное изваяние, я стою у стены и слушаю слабое неровное дыхание другого существа.
Человек? Животное? Голем — жуткий урод, который живет в темноте уже четыреста лет и теперь сможет утолить свой голод?
Втягиваю шею в плечи. Икота продолжается как периодические разряды. Руки и ноги дрожат.
— Это всего лишь я, Бьорн.
Сердце замирает.
Я узнаю голос.
Это Библиотекарь.
Еще несколько секунд мое тело в парализующих объятиях страха. Потом воздух вырывается из легких.
Я сползаю по стене на пол.
— Эта тюрьма была сделана, чтобы содержать как рабов, так и пиратов, а еще мятежников и просто неугодных. Мы в нижнем подвале. Когда-то здесь сидели по пятнадцать-шестнадцать человек в одной камере. Некоторые жили по нескольку лет, прежде чем умирали. Теперь эти помещения используются как холодильник и склад.
Я его не вижу. Но, судя по голосу, он в трех-четырех метрах слева от меня.
— Я сожалею, что из-за меня вы влипли в эту историю, — говорю я.
— Это не из-за вас.
— Мне казалось, что Беатрис на нашей стороне.
— Конечно на нашей.
— Но… Беатрис пришла за мной вместе с охранниками. В мавзолей.
— Этому есть какое-то разумное объяснение.
— Вы не понимаете…
— Я понимаю!
— А Эстебан… Он не может обращаться с нами так.
— Король Эстебан может обращаться с кем угодно как угодно.
— Но ведь он нормальный человек и не…
— Нормальный?! Эстебан?! Да он сумасшедший!
— Я не хотел, чтобы мои поиски отразились на вас.
— Это моя ошибка. Надо было сообразить, что охранники видели нас через камеры наблюдения. Даже среди ночи.
— Не понимаю… Вы ведь его помощник!
— До настоящего момента я был идиотом, который ему подчинялся. А теперь дело о манускрипте решается между вами двумя. Теперь без меня легко можно обойтись.
— Но почему он… — я пытаюсь найти нужные слова, — подверг вас домашнему аресту?
— Потому что он мне не доверяет. Потому что он поймал меня на месте преступления. Он следил за мной годами. Но Беатрис охраняла меня. А тут он наконец поймал меня с поличным. Думаю, что в «Истории Барда» нет ничего, о чем вы не должны были бы знать. Он отреагировал на мое предательство. На то, что я показал манускрипт кому-то за его спиной.
— Почему он следил за вами?
— Я всегда был для него помехой. Он меня не переносил. Кроме этого, он ревнует.
— Вас?
В темноте слышны его вздохи.
— Дело в том, что Беатрис любит меня больше, чем его.
— Как это? Он — брат. Вы — друг. Это несопоставимо.
— Эстебан, — тихо говорит библиотекарь, — всегда проявлял к Беатрис больший, чем просто братский интерес.
Темнота еще больше сгустилась вокруг нас.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вам известно, что египетские фараоны, стремясь сохранить божественное происхождение рода, женились на собственных сестрах. Клеопатра была замужем за родным братом, который к тому же был намного моложе ее. Принято считать, что фараон Ахенатон и его мать царица Тейя были в связи, и эта история легла в основу мифа об Эдипе.
— Вы хотите сказать, что Эстебан и Беатрис были в кровосмесительной связи?
— Я никогда не задавал вопроса.
— Эстебан ведь не фараон.
— У него такая же мания величия. И вообще мания. Много лет назад, перед своим отъездом в США, Беатрис призналась мне, что Эстебан надругался над ней. В тот момент она думала о суициде. Я смог отговорить ее от самоубийства, когда она рассказала мне это. Больше мы никогда не возвращались к этой теме. Я не знаю, продолжалось ли домогательство с его стороны, или он оставил ее в покое.
Я закрыл лицо руками:
— Почему вы рассказываете мне об этом?
— Чтобы вы поняли степень безумия Эстебана.
— Безумия…
— Пусть вас не обманывает психопатический шарм Эстебана. Он пропитан злобой.
Вдруг у меня мелькнула мысль: возможно, что-то не в порядке с самим Библиотекарем. Я не мог представить себе Беатрис в объятиях Эстебана.
— У Эстебана есть могущественные друзья, — говорю я. — Но когда все закончится, он узнает, что у меня они тоже есть.
— Дорогой мой Бьорн! — Он замолкает, потом продолжает: — Неужели вы думаете, что Эстебан выпустит нас отсюда живыми?
МОИСЕЙ
Ночью я сплю беспокойно.
Я сижу на холодном мокром каменном полу, прислонившись спиной к твердой стене. Сны и ужас тесно переплелись. Периодически я просыпаюсь, смотрю в сырую темноту и жадно хватаю губами воздух. Один психотерапевт научил меня как-то отгонять припадки клаустрофобии погружением в себя и сокращением частоты пульса. Три, два, один… Я и мое дыхание превращаются в одно. Но делать это нелегко.
Иногда я слышу какие-то звуки. Я представляю себе густую паутину под потолком, в которой сидят жирные пауки и ждут, когда какая-нибудь птица или крыса запутается в их липких сетях. Я пытаюсь заснуть
