— Образ Сатаны, наполовину человека, наполовину зверя с рогами и копытами, создан не Библией, — говорит Марчелло Кастильоне. — Он возник в Средние века.
— Зачем?
— А потому, что его никто не боялся! — Марчелло Кастильоне рассмеялся. — Сатана никого не пугал. И Церкви потребовался жестокий дьявол, чтобы подчинять массы. Им нужен был ужасный тролль.
— Одним из создателей этого образа был монах Сен-Жерменского монастыря в Оксере, во Франции, — говорит Луиджи. — В XI веке Родульфус Глабер изобразил Сатану в образе невысокого человека с измученным лицом, изуродованным ртом, с бородой, как у козла, и торчащими волосатыми ушами. Зубы у него были как клыки у собаки, голова заостренная, а сам он горбатый.
— Позднее Сатана стал все больше походить на зверя и все меньше на человека, — рассказывает Марчелло Кастильоне. — У него появились рога, копыта и крылья. Кстати говоря, ты знаешь, почему появились крылья у ангелов? Художники стали пририсовывать крылья, чтобы объяснить простому человеку, каким образом они спускаются с неба на землю.
— Подумай только, — мечтательно говорит Луиджи, — если бы на самом деле нашли «Библию Сатаны»! Представь себе, что рассказ о Люцифере покажет истинное лицо дьявола. Архангел, который осмелился спросить Бога, почему тот издевается над людьми. Ангел, который пошел против Бога.
— А почему вы думаете, что мы нашли в Исландии именно эту «Библию»?
— Дедукция, — говорит Марчелло Кастильоне. — Намеки. Предположения.
— И математический знак, — добавляет Луиджи.
— Математический?
— Размещение Колумбом трех знаков —
На листе бумаги Марчелло Кастильоне выписывает:
Анх. Тюр. Крест.
Тюр. Крест. Анх.
Крест. Анх. Тюр.
— Дадим каждому символу числовое значение, — говорит Марчелло Кастильоне. — Число один обозначает единство во многих религиях на земле. Число два представляет двусторонность. Мужчина и женщина. Жизнь и смерть. А у числа три очень много религиозных значений: Троица, три волхва и три дара, которые они вручили Младенцу Иисусу, — значений так много, что я не могу назвать их все. А теперь сделаем следующее. Преобразуем комбинацию Бартоломео в цифры. Обозначим
1 2 3
2 3 1
3 1 2
— И теперь я должен связать эти цифры с Сатаной? — спрашиваю я.
— Используй дедукцию! — говорит Марчелло Кастильоне. — В Библии мы найдем эту связь в греческом оригинале Откровения Иоанна Богослова. Цифрами это передается как:
— Хм. А если использовать наши европейские цифры?
— Ты хочешь сказать
Марчелло Кастильоне еще раз пишет схему.

— 666! — восклицаю я.
— И по горизонтали, и по вертикали, — говорит Марчелло Кастильоне.
— Даже будучи написанным римскими цифрами, число 666 является магическим, — говорит Луиджи и пишет на ладони:
DCLXVI.
Если использовать каждую римскую цифру от 1 до 500 по одному разу, то получится такой ряд:
IVXLCD.
Если посмотреть внимательно, это то же самое число DCLXVI, только написанное справа налево.
— 666. Число зверя в Откровении Иоанна Богослова, — говорит Марчелло Кастильоне.
— Число, которое представляет Антихриста, — говорит Луиджи.
«И еще часть секретного указания в исландском «Кодексе Снорри»», — думаю я про себя. Но вслух ничего не говорю.
Мы покидаем мужской клуб среди ночи и молча бредем в гостиницу.
Когда я наконец засыпаю, мне снится жуткий кошмар, но на следующее утро я не помню абсолютно ничего. Единственным свидетельством ночного кошмара было постельное белье, мокрое от пота.
Приняв душ и побрившись, я звоню в Исландию Трайну и спрашиваю, есть ли в переводимом тексте что-нибудь, что говорило бы о том, что он может оказаться — здесь я медлю и откашливаюсь — «Библией Сатаны».
— «Библией Сатаны»? — со смехом повторяет Трайн. После большой паузы, словно он хочет дать мне возможность сказать, что я шучу, он отвечает: — Если честно, то я не имею ни малейшего представления о том, что существует какая-то «Библия Сатаны».
— Это гипотеза…
— Как бы там ни было, ничто не говорит о том, что в манускрипте есть какая-то чертовщина. — Короткий смех. — Но работы еще много. Мы ничего не можем исключить, пока не переведем все до конца.
После этого я выхожу на улицу и ранним римским утром иду, насвистывая мелодию из «Отверженных».[66] От мелкого дождя тротуары стали серебристыми. Город еще спит.
Вчера вечером, когда мы уходили из мужского клуба, Луиджи попросил меня заглянуть к нему в лавку по дороге в Ватикан. Он хочет мне что-то показать. Так, чтобы никто не видел.
Стюарт ушел раньше в этот ватиканский «не совсем уж такой секретный» архив. Его уравновешенные манеры британского джентльмена исчезли, появилась жаркая бесшабашная страсть. Он чувствует, что вскоре мы сможем документально доказать поход викингов в Египет, а он напишет серьезную, доказательную статью и опубликует ее в научном журнале.
Мне кажется, что Луиджи не будет иметь ничего против, если его противники поплещутся немного в грязи во имя его самого и Господа.
Колокольчики весело звенят, когда я вхожу в антикварную лавку.
— Момента, моменто!
Луиджи выходит, слегка пошатываясь, глаза усталые, смотрят в разные стороны, на шее салфетка,