тошноты и невероятности случившегося.
Голос К. К.:
— Во имя Господа, что тут произошло?
Голос начальника охраны:
— Мы не понимаем!
Резня. Кровавая баня.
Я подумал: «Неужели в человеческом теле столько крови? Пять литров… Неужели пять литров крови — это так много?»
Все, кого отталкивает кровь, думают о цвете, консистенции и о том, что кровь должна быть внутри тела, а не снаружи. Очень немногие думают о запахе. Резком запахе, отдающем металлом. Я очень чувствителен к запахам. Я узнал запах крови задолго до того, как открыли дверь в коридор с камерами. Все время пытался дышать через рот. Девять трупов из десяти лежали на топчанах, каждый в своей камере. Казалось, они спали. Некоторые сложили руки на груди. Один широко раскрыл рот, застыл в беззвучном крике. Другой тупо уставился в пространство. Словно для того, чтобы помешать им убежать, они все еще были прикованы к стене. Тюремная одежда была разодрана на полосы и брошена в угол.
— Все до единой двери, — заверил начальник охраны, — были надежно заперты, когда заключенные были обнаружены мертвыми в положенное время завтрака, в половине восьмого.
Мы перешли в дежурную комнату в коридоре. Даже сюда доходил запах крови.
— Может быть, они убили друг друга? — спросил я.
— Двери были заперты снаружи. Двумя ключами.
— Ну а если кто-то сумел украсть комплект ключей?
— Невероятно!
— А если?
— В камерах нет оружия, ножей, даже бритвенных лезвий.
— Сколько человек дежурило в ту ночь?
— Три группы. Восемнадцать вооруженных мужчин. Двое в коридоре. Четверо в дежурной комнате. Шестеро во дворе. Шестеро на улице.
— Мог ли кто-нибудь суметь пройти мимо всех охранников, войти в запертые камеры, убить монахов, снова запереть двери и исчезнуть?
— Нет.
— Тогда это значит, что охранники были соучастниками?
— Ни в коем случае! Проверенные, надежные люди.
— Профессионалы?
— Самые лучшие.
— Каждого наемника можно купить…
— Только не моих!
— …если заплатить побольше.
— Я предпочитаю пропустить оскорбление мимо ушей.
— Их допросили?
— Конечно. Все, кто дежурил сегодня ночью, на местах. Если бы они участвовали в убийствах, уже давно сбежали бы.
— Если только не остались, чтобы на них как раз не подумали.
— Вы не просто подозрительны. У вас слишком бурная фантазия.
— Когда наступила смерть?
— По предварительному заключению врача, все умерли с пяти до половины шестого утра.
— На рассвете, — сказал К. К. — В это время дракулианцы обычно отнимают жизнь у своих жертв. На рассвете или в сумерках на исходе дня.
В череде охранников, врачей и полицейских был один человек, который резко отличался от остальных.
Крупных размеров, с лысеющей головой, в белой рубашке и синем галстуке с монограммой. Несмотря на толстый живот, редкие волосы и круги пота под мышками, он напоминал хулиганистого мальчишку, который забрался в построенный в буковой кроне деревянный домик и оттуда планировал налет на соседние участки.
— Марк! — окликнул его К. К.
Марк задыхался и двигался рывками, чем походил на фигурку из узкопленочного фильма, пленка которого застревала в кинопроекторе. Обернувшись и обнаружив К. К. через толстые стекла очков, он так и засиял во всем своем добродушии. Можно было подумать, что резня его никак не касалась.
— Это Бьорн, — представил меня К. К., — Бьорн Белтэ.
— А! Археолог! Человек с манускриптом! — Марк встретил мой взгляд с обезоруживающей улыбкой и взял меня за руку. — Маркус Вандерлейден Третий. Все зовут меня Марк, просто Марк. Моего деда назвали в честь Марка Аврелия. Знаешь такого? Это император? Marcus Aurelius Antonius Augustus! — Он провозгласил это имя так громко и торжественно, что привлек по-утреннему недовольные взгляды нескольких охранников. — Что касается «Третьего», обвинять меня не надо. Мой отец — сноб. Единственная причина, по которой меня назвали в честь деда и отца, была та, что он мечтал иметь сына по имени Маркус Вандерлейден — проклятие! — Третий. Как король или кто там еще. Они надеялись, что я унаследую банк. И тогда я встряхнул это чертово благородное генеалогическое древо от самых его снобистских корней до аристократической кроны, приступив к изучению международной политики, а затем внедрившись в сферу государственного управления. Они до сих пор не отошли от шока. Вот я и рассказал свою биографию в самом сжатом очерке.
— Что вы здесь делаете?
— Здесь? Здесь, в тюрьме? Здесь, в Риме?
— Марк входит в мой штаб, — сказал К. К. — Он…
Громкий крик прервал К. К.:
— Мистер Коллинз!
Начальник охраны поманил К. К., и они вошли в камеру Примипила.
— Так что же вы делаете в тюрьме?
— Хороший вопрос. Дьявольски хороший вопрос. Какого черта делаю я здесь? — Он остановился, размышляя, как будто вопрос касался загадки Вселенной. Потом он как бы пришел в себя. — Я вам кое-что покажу.
Он потянул меня в первую камеру.
Монах с большим носом спал мирным сном в луже застывшей крови. Обнаженный. Окровавленный. Белый. Он казался ненастоящим, как будто его тело заменили куклой.
На стенах кровь. Впечатление ужасное. Поэтому на слово я обратил внимание только тогда, когда проследил за взглядом Марка.
На стене кто-то нарисовал трикветр и кровью написал большими рукописными буквами:
SFANT
Я почувствовал ужас и отвращение.
Кто написал его? Монах перед смертью? Убийца?
— Подобные слова написаны во всех камерах, — сказал Марк.
— Что написано в других камерах?
— Не знаю. Разные слова.
— Что это значит?
— Мы еще не знаем. Сначала надо перевести. Мы думаем, что это по-румынски. Монахи написали какое-то сообщение своей кровью и умерли.
