– Ты растешь очень быстро.
– Нужно было что-то делать, – ответил он. – Что с твоим барьером?
– Больше он не нужен.
– Неплохо, – вступил в разговор Белгарат, приподнимаясь с пола. Он выглядел слабым и истощенным, но глаза сияли. – Немного, пожалуй, экстравагантно, ну да ничего. Можно было обойтись и без рук.
– Я хотел убедиться, что до него дошло. – Гарион почувствовал огромное облегчение от того, что дедушка заговорил.
– Думаю, что дошло, – сухо продолжал Белгарат. – Не найдется ли здесь чего-нибудь поесть? – обратился он к дочери.
– Тебе теперь лучше, дедушка? – спросил Гарион.
– Хоть я и слаб, как вылупившийся цыпленок, но голоден, как волчица с девятью волчатами, – усмехнулся Белгарат. – Не мешало бы перекусить, Полгара.
– Сейчас посмотрю, что у нас есть, отец, – ответила она, принимаясь рыться в поклаже.
Маленький мальчик с любопытством глядел на Гариона. Его большие голубые глаза были очень серьезны, и в них читалось недоумение. Ни с того ни с сего он засмеялся, глядя на Гариона, и произнес: «Белгарион».
Глава 4
– Не будешь жалеть? – спросил Силк у Гариона вечером, когда они двинулись в сторону горных вершин, резко очерченных на фоне вспыхнувших звезд.
– Жалеть? О чем?
– Если перестанешь командовать. – Силк не спускал с него глаз с тех пор, как заходящее солнце подсказало, что необходимо продолжить движение.
– Нет, – ответил Гарион, не совсем понимая, что имел в виду драсниец. – А собственно, почему?
– Таким образом познаешь себя, Гарион, – серьезно сказал Силк. – Власть пьянит, и не знаешь, как тот или иной распорядится ею, пока не дашь ему её.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь. Вряд ли мне часто доведется командовать.
– Кто знает, Гарион, кто знает.
Они долго ехали молча по безжизненным черным пескам равнины к видневшимся вдали горам. Взошел полумесяц, осветив холодным белым светом окрестности. Изредка стали попадаться чахлые кусты, посеребренные инеем. Часа за полтора до полуночи копыта лошадей наконец застучали по каменистому предгорью. Поднявшись высоко в горы, они остановились, чтобы оглянуться назад. Огромное темное пространство, расстилавшееся под ними, усеяли костры передовых отрядов мергов, а там, в самой дали, где они прошли, по их следу двигались огни.
– Я начал было волноваться, – признался Силк, – но теперь спокоен: судя по всему, они напали на наш след.
– Будем надеяться, что они его не потеряют, – ответил старик.
– Не потеряют. Его нельзя не заметить.
– Эти мерги могут выкинуть что угодно, – Белгарат, по-видимому, полностью оправился от болезни, но Гарион отметил, как поникли его плечи, и обрадовался, что ночью ехать верхом не придется.
Горы, по которым они карабкались и спускались, мало чем отличались от лежавших на севере. Такие же остроконечные вершины и склоны с пятнами солончаков, обдуваемые резким холодным ветром, который тянул свою нескончаемую заунывную песнь и рвал грубые плащи, делавшие их невидимыми в темноте. Углубившись в горы, они остановились на отдых до восхода солнца.
Когда восток озарился первыми слабыми лучами солнца, Силк выехал из укрытия и разыскал лощину между двумя отвесными склонами, которая уходила на северо-запад. Как только он вернулся в лагерь, все оседлали коней и поскакали рысью.
– Думаю, от мергов можно избавиться, – сказал Белгарат, снимая плащ.
– Я займусь этим, – вызвался Силк, натягивая поводья. – Лощина прямо перед вами, – указал он рукой. – Через два часа я вас догоню.
– Ты куда? – спросил Бэйрек.
– Хочу на несколько миль увести их в сторону, – ответил Силк. – Затем вернусь и проверю, не оставили ли вы следов. Это не займет много времени.
– Ты не хочешь, чтобы я составил тебе компанию? Силк покачал головой:
– Один я управлюсь быстрее.
– Будь осторожен. Силк усмехнулся:
– Я всегда осторожен.
Он собрал всю мергскую одежду и поехал на запад.
Ущелье, по которому они скакали, представляло собой русло потока, пересохшего тысячи лет назад. Вода пробила проход в твердой почве, обнажив слои красной, бурой и желтой горной породы. Цокот лошадиных копыт гулким эхом разносился по склонам гор, подхваченный ветром, гулявшим по ущелью.
К Гариону подъехала Таиба. Она дрожала, кутаясь в плащ, который он отдал ей.
– Здесь всегда так холодно? – спросила она, глядя на него своими фиолетовыми глазами.
– Зимой – да, – ответил он. – Но летом тут должно быть очень жарко.
– В невольничьих казематах всегда было одинаково, – объяснила она. – И мы никогда не знали, какая погода наверху.
Петлявшее русло сделало резкий поворот вправо, и они выехали навстречу восходящему солнцу. Таиба открыла от изумления рот.
– Что с тобой? – быстро спросил Гарион.
– Свет! – закричала она, закрывая лицо руками. – Это как огонь.
Релг, который ехал впереди, тоже прикрыл глаза рукой. Он обернулся и, взглянув через плечо на марагскую женщину, протянул ей повязку, которую обычно надевал на голову, предохраняя глаза от яркого солнца.
– Держи. Прикрой этим лицо, пока мы снова не окажемся в тени. – В его голосе слышалось подчеркнутое равнодушие.
– Спасибо, – поблагодарила Таиба, надевая повязку. – Я не предполагала, что солнце может быть таким ярким.
– Привыкнешь, – продолжал Релг. – Скоро привыкнешь. – Он повернулся, чтобы ехать дальше, но затем взглянул с любопытством на женщину и спросил:
– Ты никогда прежде не видела солнца?
– Нет, – ответила она. – Я слышала о нем от мужчин. Мерги не используют рабынь на строительных работах, поэтому я никогда не выходила в город, а внизу всегда темно.
– Какой ужас! – содрогнулся Гарион.
– В темноте не так уж страшно, – сказала она, пожимая плечами. – Больше всего мы боялись света. Свет означал, что мерги придут с факелами и кого-то заберут, чтобы принести в жертву.
Тропа опять свернула в сторону, и они миновали участок, где солнце било в глаза.
– Спасибо, – сказала Таиба, снимая повязку и протягивая её Релгу.
– Оставь себе, – ответил он. – Может, еще пригодится. – На этот раз его голос звучал приглушенно, а глаза светились странным мягким светом. Но, едва он взглянул на нее, как его лицо опять приняло привычное выражение глубокой сосредоточенности и беспокойства.
С тех пор как они оставили Рэк Ктол, Гарион незаметно следил за этой парой, понимая, что Релг, как бы ни старался, не может отвести глаз от марагской женщины, которую его заставили вытащить из пещеры, где она была заживо погребена. И хотя Релг не переставал твердить о грехе, в его словах уже не слышалось прежней убежденности; эти молитвы больше походили на механическое повторение заученных клише, которые переставали звучать убедительно, когда огромные глаза Таибы недоуменно смотрели на алгоса. Она была явно озадачена. Отказ Релга принять простую благодарность оскорбил и унизил несчастную женщину. Замечая его пылкие взгляды, она понимала, что слова, срывающиеся с его губ, не означают того, что он думает. Глаза говорили совершенно о другом. Этот человек был загадкой, она не знала, как вести себя.
– Значит, ты всю жизнь прожила в темноте? – поинтересовался Релг.
