потребуется нечто еще помимо золотых кудрей, дабы удержать свою голову на плечах, когда он встретится с Гасларком, да и с нашими собственными людьми, собирающимися на севере. Я вижу, он везет свой шлем у луки седла. Чтобы покривляться перед нами! — воскликнула она, когда тот подъехал ближе. — Весь в шелках и серебре. Я бы поклялась, что никто кроме Демонов не отправлялся еще на битву столь богато разодетым. О, срезать бы его петушиный гребень ножницами!
С этими словами она свесилась наружу так далеко, как только могла, чтобы понаблюдать за ним. А он, проносясь внизу, бросил взгляд вверх и, заметив ее, резко осадил своего огромного гнедого коня, так натянув поводья, что тот едва не уселся на круп. И, когда конь поднялся на дыбы, Кориний зычным голосом окликнул ее:
— Доброе утро, госпожа! Пожелай мне победы, и я вскоре вернусь в твои объятья!
Он проезжал столь близко, что она могла рассмотреть каждую черточку его лица и изучить его, пока он смотрел вверх, выкрикивая свое приветствие. Он отсалютовал своим мечом и пришпорил коня, чтобы догнать ехавших впереди Гро и Лакса.
Почувствовав дурноту, будто едва не наступив на смертельно ядовитую гадюку, леди Мевриан прислонилась к мрамору зубчатой стены. Равнор шагнул к ней:
— Вашей светлости плохо? В чем дело?
— Всего лишь тошнота, — едва слышно выговорила Мевриан. — Если хочешь излечить ее, покажи мне сверкание копий Спитфайра на севере. Пустой горизонт слепит меня.
Так прошел день. Мевриан дважды или трижды выходила на стены, но не смогла увидеть ничего кроме моря, фьордов и прекрасной и мирной весенней равнины, обрамленной горами: ни следа людей или боевых сигналов. Лишь мачты кораблей Гасларка виднелись из-за мыса в трех или более милях к юго- западу. Но она знала наверняка, что у этих кораблей близ гавани Аурвата сейчас должно было кипеть отчаянное сражение, в котором Гасларк яростно бился против Лакса, Кориния и витчландских воинов. Вот уже солнце склонилось над темными сосняками Вестмарка, а севера по-прежнему не было вестей.
— Ты отправил кого-нибудь за известиями? — спросила она Равнора, выходя на стену в третий раз.
Он отвечал:
— Рано утром, ваше высочество. Но гонец будет продвигаться небыстро, пока не окажется в миле или двух от замка, ибо ему придется ускользать от их отрядов, что шныряют по округе.
— Отведи его ко мне тотчас, как только он вернется, — сказала она.
Уже ступив на лестницу, она обернулась.
— Равнор, — сказала она.
Он подошел к ней.
— Ты, — промолвила она, — достаточно много лет был управляющим у моего брата в Кротеринге, а до него у нашего отца, и тебе известно, какой склад ума и какой дух присущи нашему роду. Скажи мне искренне и без прикрас, что ты об этом думаешь. Лорд Спитфайр задерживается, гоблинландцы же наоборот явились слишком рано (и это исстари было их изъяном). Как тебе это видится? Отвечай мне так, как отвечал бы господину моему Брандоху Даэй, если бы это он спросил тебя.
— Ваше высочество, — промолвил старик Равнор, — Я выскажу вам то, что думаю, а думаю я вот что: будь проклят Гоблинланд! Раз господин мой Спитфайр все еще не явился с севера, короля могут спасти лишь бессмертные Боги, низошедшие с небес. По самому скромному расчету Витчи превосходят его числом вдвое, а Гоблин против Витча — то же самое, что гончая против медведя. И хоть те и неистовы и полны пыла и бесстрашия, в конце концов медведь их одолевает.
Мевриан слушала, глядя на него печальным и пристальным взглядом.
— А он столь благородно устремился на помощь Демонланду в лихую годину, — наконец промолвила она. — Как судьба может быть столь беспощадной? О Равнор, какой позор! Сначала Ла Файриз, теперь Гасларк. Разве кто-нибудь теперь поддержит нас когда-либо? Какой позор, Равнор!
— Я бы предостерег ваше высочество от поспешных самообвинений, — сказал Равнор. — Если их план и их соглашение не заладились, то виной тому скорее небрежность короля Гасларка, нежели лорда Спитфайра. Мы не знаем наверняка, на какой день была намечена эта высадка.
Говоря это, он смотрел мимо нее в сторону моря, чуть к югу от багрового пламени заката. Его глаза расширились. Он тронул ее за руку и указал туда. На мачтах у Аурвата взвились паруса. В небо, будто от пожара, поднимался столб дыма. Он наблюдали, как большая часть кораблей вышла в море. На оставшихся пяти или шести судах плясали языки огня и клубились черные облака дыма. Остальные, выйдя из-под защиты суши, на веслах и парусах двинулись на юг, в открытое море.
Оба молчали. Леди Мевриан, облокотившись на парапет стены, спрятала лицо в ладонях.
Наконец, вернулся из поездки вестник Равнора, и старик привел его к Мевриан в ее будуар в южной части Кротеринга. Вестник сказал:
— Ваше высочество, я не привез письма, ибо это было бы слишком опасно, попади я в руки Витчей. Но я получил аудиенцию у господина моего Спитфайра и господина моего Зигга у врат Гаштерндала. И их светлости приказали передать вам, что ваше высочество может чувствовать себя спокойно, ибо они удерживают все пути к Кротерингу, и витчландской армии не проскользнуть по этой местности меж Громовым и Стропардонским Фьордом и морем, не дав бой их светлостям. Если же они предпочтут остаться здесь, под Кротерингом, то наши армии окружат и навалятся на них, ибо наши силы превосходят их почти на тысячу солдат. Что и произойдет завтра, как бы все ни сложилось, ибо это день, в который королю Гасларку назначено высадиться со своими силами у Аурвата.
Мевриан промолвила:
— Стало быть, они не знают об этом ужасном просчете: что Гасларк уже был здесь задолго до срока и уже сброшен обратно в море? — и еще она добавила: — Мы должны оповестить их об этом со всей поспешностью, сегодня же.
Когда гонец все понял, он ответил:
— Десять минут, чтобы перекусить и выпить на дорогу, и я к услугам вашей светлости.
И вскоре этот человек в сумерках тайно выехал из Кротеринга, чтобы передать лорду Спитфайру весть о том, что произошло. И дозорные на стенах Кротеринга увидели на севере под Орлиными Воротами костры Витчей, сверкавшие подобно звездам.
Прошла ночь и занялся день, а лагерь Витчей оказался пуст, словно пустая раковина.
Мевриан промолвила:
— Они уехали ночью.
— Тогда вскоре ваше высочество получит важные вести, — сказал Равнор.
— Похоже, нынче вечером у нас в Кротеринге будут гости, — сказала Мевриан.
И она приказала всем подготовиться к их приходу, и приготовить отборные спальные покои для Спитфайра и Зигга. Так, в приготовлениях, и прошел день. Но никто не появился с севера, и с наступлением вечера тени нетерпения и тревожных сомнений вместе с сумерками вползли в замерший в напряженном ожидании Кротеринг. Ибо гонец Мевриан не вернулся. Леди Мевриан отошла ко сну поздно и с первым светом уже была на ногах, закутавшись от пронзительных утренних ветров в огромную мантию из бархата и лебяжьего пуха. Она направилась наверх, на стены, и вместе со старым Равнором озирала пустые окрестности. Бледное утро занялось над пустой местностью, и так они и провели весь день до вечера: всматриваясь, ожидая, с тревогою в сердцах.
Наконец, на третий вечер после Аурватского сражения, они приступили к ужину. И, прежде чем ужин был даже наполовину закончен, из внешнего двора донесся шум, грохот опускаемого моста и цоканье лошадиных копыт по мосту и по мощеному яшмой двору. Мевриан выпрямилась в ожидании. Она кивнула Равнору, и тот, не дожидаясь дальнейших указаний, торопливо вышел, чтобы через мгновение вернуться столь же торопливо и с омраченным лицом. Он сказал ей на ухо:
— Новости, госпожа моя. Было бы хорошо, если бы вы приняли его наедине. Сначала осушите этот кубок, — добавил он, наливая ей вина.
Она поднялась, сказав управляющему:
— Иди и приведи его.
Когда они пришли, он прошептал ей:
