согнулся.
Профессор Благоразов подошел к казаку, еще раз осмотрел его пальцы.
— Пожмите, — попросил он, протянув Михаилу руку. — Ничего, чувствительно жмет.
— Пожмите мою, — сказала Галина Николаевна, — только сильно.
Михаил сжал ее руку изо всей силы.
Ой! — крикнула Галина Николаевна от боли. — Безжалостный человек, — трясла она своими длинными побледневшими пальцами.
— Такое «общее состояние», — напомнил Михаил хирургу ее слова.
Опять попросили казака выйти. Волнуясь в ожидании пересмотра решения, Михаил-ходил по коридору, взмахивал рукой, как при рубке клинком. Сестра принесла ему письмо. Знакомый почерк на голубом конверте. Она, Вера, написала. Дрожа всем телом, он раскрыл письмо.
«Миша, дорогой, — писала девушка. — Никогда я не была такой счастливой, как теперь. Я узнала, что тебе возвратили руку. Я тоже выздоравливаю — пишу уже сама. Ко мне в госпиталь приезжал Виктор Кузьмич Пермяков, Тахав и твой папаня. Майор зовет меня на службу в комендатуру. Хорошо было бы, если бы и ты приехал. Очень и очень соскучилась, не дождусь того дня, когда увидимся снова. Твоя Вера».
— Ура! — вырвалось у казака.
Михаил запрыгал. Какое счастье! Сам здоров. Жив друг, жива Вера. Михаилу казалось, что счастливее его нет никого. Недаром говорят: счастье человека — здоровье и хороший друг жизни. А молодой Елизаров может похвалиться и тем и другим. Чувство радости захватило его. И как было не радоваться! Дорогая девушка помнит о нем, очень скучает, ждет не дождется встречи, пишет: «Твоя Вера». Михаил ощущал прилив сил. Рука как будто стала сильнее. Мысли переносились в какой-то незнакомый город чужой страны, где тоскует и ждет Вера. Теперь нельзя сказать, что девушка — только боевая спутница, фронтовой друг. Прошла пора, когда он говорил: «Уместно ли в огне и дыму думать о любви?»
Михаила почему-то долго не приглашали в кабинет, видимо члены комиссии спорили. Но это теперь не тревожило казака. Он ходил и вслух произносил слова, льющиеся из глубины сердца. Он, как всегда, когда у него было радостное настроение, тихо напевал придуманный им самим мотив. Слова были простые:
Галина Николаевна открыла дверь кабинета, кивком головы пригласила Михаила и, улыбаясь, сказала:
— Радуйтесь. Решение пересмотрено. Большинством голосов вы признаны годным к военной службе.
— Ура! — во весь голос крикнул Михаил.
Решение комиссии ему представилось высшей наградой. Признали полноценным человеком. Теперь он может избрать любой путь: служить в армии, поступить в военную школу, взяться за руль комбайна, штурвал корабля. Как он обязан этим дорогим людям в белых халатах! Михаил подошел к профессору Благоразову и взволнованно-трогательным голосом сказал:
— Разрешите обнять вас?
— За этим разрешением вы обратитесь к Галине Николаевне. Она сделала операцию. Я только присутствовал.
— Галина Николаевна? — удивился и обрадовался Михаил. — Что же вы не говорили об этом до сих пор?
— Из тактических соображений, — ответила девушка. Чуть подумав, добавила: — И психологических. Чтобы вы не думали, что вашу руку резал неопытный хирург.
Елизаров схватил руки Галины Николаевны и целовал их.
— Золотые руки. Спасибо им, на всю жизнь спасибо. Спасибо от меня, от отца и матери, спасибо от друзей и товарищей, спасибо от девушки Веры, которая так же радуется, как и я. Будет у меня дочь — назову вашим именем, Галина Николаевна. А сына — вашим именем, — низко поклонился Михаил профессору Благоразову.
Галина Николаевна была взволнована больше всех. Для нее это признание было самой большой наградой за работу. Ей только двадцать семь лет, а она уже сумела вернуть человеку счастье — право полноценно трудиться.
«Как хорошо, — думала она, — что не прошли даром бессонные ночи, проведенные над операционным столом и книгами! Опыт профессора Благоразова, сложные операции, дававшие богатые наблюдения, понадобились». Правда, последний раз она не добилась отличного результата, но сделала все, что было в ее силах. Теперь она закончит свою диссертацию, поделится с другими врачами своими мыслями о найденном методе операции.
Галина Николаевна прочитала вторую часть решения комиссии:
«Старшего лейтенанта Елизарова Михаила Кондратьевича с лечебной целью отправить на месяц в санаторий…»
Михаил не ожидал этого. Какая еще «лечебная цель», если люди кричат «караул» от пожатия его выздоровевшей руки? Ему и неловко было спорить с людьми, заботившимися о его здоровье, но и трудно согласиться с их решением.
— Возражаю, — твердо сказал он. — Я здоров. Галина Николаевна, я вам в ноги поклонюсь за это. — Он сжал пальцы в кулак. — Но не доказывайте, что мне нужны массажики, гребля. Хочу скорей на службу. Еще раз спасибо. Будьте здоровы.
Михаил выскочил из кабинета, присел у окна, ждал Галину Николаевну, надеясь, что та скажет об отмене второй части решения.
Вышли члены комиссии. Галина Николаевна объяснила Михаилу, что ему все-таки придется поехать на берег Черного моря, отдохнуть, окрепнуть, чтобы с новыми силами вернуться в строй.
— В санаторий можно отправить меня только скованного цепями, — заявил Елизаров.
— Какой вы упрямый, казак! — покачала головой Галина Николаевна. — Наверное, с вами ничего не сделаешь.
Помолчав немного, спросила:
— Письмо от Веры получили?
— Да. Вот прочтите, — протянул Елизаров конверт.
— Скучает, очень скучает, ждет вас, — прочитав письмо, сказала Галина Николаевна.
Михаил глянул на нее, и они разом улыбнулись.
— Любите? — спросила Галина Николаевна. Михаил счастливо кивнул головой.
— Она вас тоже любит, сказала мне еще тогда, когда я приезжала к вам на фронт. Скоро встретитесь.
— Помогите мне в этом, не отправляйте на курорт, — попросил Елизаров, решив, что представился подходящий случай.
Врач отрицательно покачала головой.
— Галина Николаевна, распорядитесь, пожалуйста, принести мое обмундирование, — настаивал Михаил.
Ему скорей хотелось проститься с белыми стенами и тихими коридорами института, окунуться в бурлящую жизнь победившей страны.
— Идите в столовую. После обеда получите все и отправитесь в санаторий, — сказал врач.
— Поеду, когда худой пополнеет, — наотрез отказался Михаил.
Михаил после долгих споров с хирургами и раздумий решил позвонить министру. Адъютант долго и придирчиво расспрашивал по телефону беспокойного казака и, наконец, соединил его с министром.