У самого тротуара замедлила ход машина, открылась дверца и какой-то гражданин в светлом костюме, раскрыв объятия, ринулся на обеих женщин. Клавдия Павловна в тёмных очках не узнала Бориса Ивановича. Он же, сомкнув объятия, стал целовать её, очки повисли на одной дужке. Приятельница Клавдии Павловны вовремя подхватила их.
– У нас пятьдесят минут до отхода «Абхазии»… Укладывай чемодан!
– Это мой муж, – как бы оправдываясь, объяснила Клавдия Павловна своей спутнице.
– Мы опаздываем…
– Мои туфли у сапожника.
– Вернемся через десять дней и выручим их.
– Я побегу за туфлями, – предложила соседка.
Шпиль метался по комнате, бросал в чемодан Клавдии Павловны вещи её соседки. Пришлось вновь опорожнять чемодан, на дне его Клавдия Павловна обнаружила кофточку приятельницы. Соседка принесла туфли и с ужасом увидела в руках Бориса её купальный костюм. Тут же к нему применили санкции – вытолкали за дверь.
Чемодан уложен, туфли надеты на босу ногу.
– Я бы с удовольствием прокатилась на теплоходе по морю. Давно мечтаю. Но билет… – сказала соседка.
Борис Иванович не дал ей закончить:
– Устрою. Ручаюсь. И у нас ещё нет билетов.
– Как же?!
– А вот так… Укладывайте чемодан.
И начался второй аврал. Платья утрамбовывались, во все углы пихали мыльницу, зубную щетку, зеркальце, бигуди, одеколон, чулки. Купальные туфли соседки Борис Иванович сунул в карман. Хозяйка впопыхах содрала с него за лишних двое суток. Наконец чемоданы, сумки, плащи в машине, сами кое-как уселись – и в порт.
– Капитан – мой напарник. Мы с ним караулили огороды в далеких местах. Сейчас летели вместе до Симферополя. Он из Москвы радировал на «Абхазию» оставить каюту первого класса. Не волнуйтесь, Валентина Михайловна, капитан вас устроит. Чудесный человек! Читал мне лекции по кораблевождению и астрономии, когда мы охраняли картофельное поле.
Капитан уже ждал. Спустился по трапу навстречу гостям.
– Мы плохо себя ведём. Захватили с собой нашу знакомую, – сказала Клавдия Павловна.
– Устроим, – коротко заверил капитан. Валентина Михайловна с ужасом всплеснула руками:
– Во дворе на верёвке остались мои… платочки.
– Не пропадут, – уверенно заявил Борис Иванович.
– Прошу. Через пять минут уходим, – поторопил капитан.
Валентину Михайловну временно поместили в каюте радисток. По просьбе Клавдии Павловны капитан «Абхазии» запрашивал «Адмирала Нахимова»: нет ли на его борту Кати Турбиной? Репродукторы теплохода убедительно просили Катю Турбину зайти в радиорубку. Наконец «Нахимов» сообщил:
«Катя Турбина убыла в Ломоносовск, на борту
Клавдия Павловна уверяла, что она совершенно не беспокоится, и послала срочную радиограмму в Ломоносовск.
Анатолий и Коста вошли в театр через служебный ход. Их направили к главному администратору.
– Тесен мир! Сухуми прибыл в Ломоносовск, – сказал главный администратор, высокий седой флегматик Семён Яковлевич Бродовский, переживший на своем театральном веку двадцать три директора драматических театров. – За свой век я выдал сто пятьдесят шесть тысяч контрамарок и создал успех тысячам плохих пьес, – заявил Бродовский.
Коста, весело улыбаясь, пожал руку театральному философу.
Три года назад Ломоносовский драмтеатр совершал гастрольную поездку в Абхазию. Коста старательно привлекал внимание к спектаклям театра по радио и в прессе.
– Если вы приехали к нам за семгой или икрой, даже красной, то её в Ломоносовске нет. Рыбу нам привозят из Москвы. Я очень рад вас видеть, Коста. Но вам увидеть что-либо интересное в нашем театре не придётся. Репертуар не тот. Даже я уже не тот. Десять лет боролся с собесом, не хотел брать пенсионную книжку, теперь, кажется, придётся.
– У вас сегодня премьера? Интересный спектакль?
– Я же ещё в Сухуми говорил: допустим, есть мало-мальски интересная пьеса. Так для неё нужны ещё интересные актеры. Допустим, есть такие актеры. Так нужен ещё интересный постановщик-режиссер. А если нет ни того, ни другого и ни третьего? Приходите, посмотрите.
– Неужели нет хороших пьес?
– Правильных пьес сколько угодно, но интересных пока не видно. Мы и зритель никак не поймем друг друга. Мы ему показываем, как надо жить, а зритель хочет, чтобы ему показывали, как не надо жить. Вы меня поняли?
Анатолий рассмеялся.
