одного за другим представил ему своих подопечных. Когда вся компания двинулась дальше, Люк пристроился рядом с левеллером.
— Я хотел спросить вас кое о чем. Но это… довольно конфиденциальный разговор, и мне кажется… придется отложить его до другого раза.
— Можете не волноваться, что ваши слова услышит кто-нибудь еще. — Преподаватель указал сначала на девчушку у себя на плече, потом на тех, что шли в десяти шагах впереди. — Малышка еще не умеет говорить, а остальные, как видите, заняты собственными разговорами.
— Ну, тогда…— Люк на мгновение смутился. — Мне сказали, что если человеку нужна информация, он приходит к вам.
Левеллер улыбнулся.
— Вы удивляете меня, господин Гилиан. Я думал, мы уже давно договорились, что я слишком заметен для шпиона.
— Но не для главы шпионской сети. Какая разница, насколько заметны вы сами, если вы только отправляете шпионов, организуете их действия и сопоставляете информацию, которую они вам приносят.
Кнеф продолжал улыбаться.
— Давайте предположим, шутки ради, что вы угадали верно. И что тогда?
Люк глубоко вздохнул.
— Тогда я попросил бы вас рассказать мне все, что вы знаете о некой молодой особе. Думаю, вы догадываетесь, о ком я говорю.
Улыбка погасла, темные глаза посуровели.
— Мне кажется, я сразу понял, когда познакомился с вами, что вы найдете с ней общий язык.
— Но вы ничего об этом не сказали, по крайней мере я ничего такого не помню, когда мы говорили о ней в прошлый раз. — Люк на ходу рассекая воздух тростью.
— Но я же понимал, — сказал Кнеф, — что даже самая невинная дружба серьезно потревожит ваш покой. Кроме того, я не мог не видеть, что любое предостережение только подстегнет ваш интерес.
Они пришли в один из многочисленных городских парков, и дети убежали далеко вперед. Земля еще была голая, на деревьях ни одного листочка, но в парке имелись бронзовые статуи, трехъярусный фонтан и самшитовый лабиринт, и дети тут же бросились все это исследовать.
— Мне хотелось бы рассказать вам одну историю, господин Гилиан. Спешу добавить, что я узнал ее не через свои таинственные шпионские источники, ее мне рассказала сама мадмуазель Бруйяр.
— Одну из ее сказок?
— Возможно. Я оставлю это на ваше усмотрение. Она действительно начинается, как сказка. Жила- была на свете девочка, она жила с отцом…
— Знаю, — раздраженно вмешался Люк, — Она жила в лунном дворце.
— Нет, — покачал головой левеллер, — она жила, как я как раз собирался сказать, в Монтсье. Это была самая обычная девочка, не более порочная — или добродетельная, — чем вот эти маленькие принцессы. К сожалению, ее мать умерла, а отец предавался пороку азартной игры. И у него была привычка брать деньги в долг, чтобы отдать старые долги, а потом проигрывать их и снова занимать деньги. Когда он умер, то оставил своей дочери значительные долги и ни гроша на жизнь. Она была тогда лет двенадцати от роду и уже обещала стать красавицей. Некоторые из друзей ее отца — а все они, к моему большому сожалению, были очень плохими людьми — пришли к ней и предложили свое покровительство, но даже в том юном возрасте у нее хватила ума отказаться. Но был и еще один человек, который сказал, что был когда-то женат на сестре ее матери. Он казался более достойным доверия, чем все, кто приходил к ней до этого, поэтому она приняла его приглашение и переехала жить к нему.
Они остановились у фонтана, где Люк, опершись на палку, стал уныло смотреть в бассейн. На воде лежала тонкая корочка льда, испещренная тысячами пересекающихся трещинок.
— Не самый подходящий выход для юной девушки, — сказал он без выражения.
— Сперва он казался вполне безопасным. Девочка была неопытна, и она очень не скоро поняла, что за человек ее предполагаемый дядя. И даже тогда — ее саму никто не обижал, а идти ей было все равно некуда. Но затем она стала на год или два старше, ее красота расцвела, дядя попросил ее быть хозяйкой на его званых обедах, развлекать его гостей и… дальше вы можете догадаться сами. Она, конечно же, отказалась.
— Пока он не пригрозил вышвырнуть ее на улицу, на произвол судьбы? — Люк сжимал и разжимал пальцы на рукояти трости.
— Он угрожал, но девушка была непреклонна, даже когда он пытался заставить ее слушаться, уверяя, что она его родная дочь. Она сказала, что лучше погибнет от голода в канаве, что лучше умрет. Тогда он ее выгнал, и она провела две недели на улице, попрошайничая в середине зимы, отбиваясь от преследований разных мужчин, которых она там встречала. Через две недели она решила, что бывают вещи похуже смерти и бесчестия, и вернулась в дом своего дяди.
— Я слышу сочувствие в вашем голосе. — Сам он просто разрывался от жалости, но от Кнефа ожидал совсем другой реакции. — Ведь вы, с вашими высокими моральными принципами…
— Вы забываете, что я слишком хорошо знаю, каково это — быть маленьким и одиноким и полностью зависеть от доброты незнакомых людей. Если бы меня не приютили добрые люди, кем бы я стал, кто знает?
Дети оставили фонтан в покое и побежали в лабиринт, Кнеф и Люк пошли вслед за ними.
— Мадемуазель Бруйяр противилась злу так долго, как могла, и я считаю, что это достойно восхищения. Но грех есть грех. Однажды ее призовет к себе судия более мудрый, чем я. И он будет знать, насколько она достойна осуждения, — мне же это неведомо.
Они долго молчали.
— Но думаете ли вы, что… что она и сейчас ведет такую же жизнь? Что она, как говорят все, любовница короля?
— Господин Гилиан, ничего подобного я не думаю. Эта девушка и король Изайя — как два ребенка. Мне приятно думать, что пусть и ненадолго, но к ней вернулось детство, которое закончилось для нее слишком рано. И мне не хочется думать
Люк внутренне сжался, потому что он и сам старался об этом не думать.
— Но ведь пока она с королем, она в безопасности, пока она под его защитой…
— Мне кажется, вы давно не были в сумасшедшем доме. Говорят, самочувствие короля продолжает ухудшаться. Ему бывает лучше, бывает хуже, но хуже ему становится все чаще и чаще, и его слабоумие приняло опасный характер.
У Люка упало сердце.
— Но это ужасно. То есть то, что замечательный человек теряет рассудок, — это само по себе ужасно, но что станет с Тремер, если король станет опасен — для себя и для других?
— Неизвестно, — сказал левеллер.
36
Весна пришла в Люден. Лед на каналах треснул, черная вода потеплела, и уже давно по всему городу аромат каналов вытеснил все другие запахи. Но постепенно люди привыкли и к этому.
Люк как раз занимался изучением кладбищ. Его попытки расшифровать книги навели на мысль, что послания могут еще быть сокрыты в виде анаграмм на надгробиях и кенотафах по всему городу. К сожалению, он понятия не имел, на каких именно надгробиях надписи могут содержать скрытый смысл, поэтому решил переписывать все интересные эпитафии, какие попадались.
Однажды он стоял на коленях на кладбище протодеистов среди свежей весенней травки у подножия покосившейся могильной плиты, отмечая что-то в кожаной записной книжке. Когда он случайно поднял взгляд, то увидел, к своему великому удивлению, женщину небольшого роста в длинном алом плаще и широкополой соломенной шляпке, украшенной перьями и атласными бабочками, которая задумчиво смотрела на него с низкого мраморного постамента.
— Тремер, — сказал он, быстро вставая на ноги и отряхивая колени. Он никогда раньше не обращался к
