практичным человеком, накапал жене валерианки и отправил ее полежать, а сам сел со мной на кухне.
— За что на самом деле арестован Сергей? — задал он мне первый вопрос.
— Пытаюсь выяснить. Речь идет о деньгах.
Причем, похоже, очень больших.
— Тысяч десять долларов?
Я чуть не рассмеялась. Хотя у каждого человека свое понятие о больших деньгах. Вслух сказала, что, видимо, о гораздо больших.
— Юля, за сколько можно срочно продать Серегину квартиру?
— Зачем вам ее продавать?
— Ну чтобы расплатиться с его долгами.
Потом с адвокатом. Он нам еще не сказал, сколько мы будем ему должны.
Я вздохнула и попыталась объяснить ситуацию Серегиному отцу, причем так, чтобы не сболтнуть лишнего. Насчет адвоката успокоила сразу же, сказав, что его наняли Сережины друзья, они и оплатят его услуги.
— Но Сереже же придется возвращать им деньги!
— Это не ваши проблемы, а Сережины.
«Не поздновато ли вы решили заняться его проблемами и влезать в его жизнь?» — подумала я. Хотя ведь и мои родители имеют весьма смутное представление о том, как я живу, с кем общаюсь, у кого беру интервью. Не так давно я с удивлением поняла: мама считает, что все мои статьи — выдумка чистой воды, поскольку всего, о чем я пишу, не может быть, потому что просто не может быть никогда. Знала бы мама, что я рассказываю лишь о надводной части айсберга, а большая часть фактов остается «за кадром». Чтобы обыватели просто не свихнулись, чтобы спали спокойно (хотя в наше время это порой и невозможно), чтобы волосы не вставали дыбом от того, что в самом деле происходит в нашей северной столице. А те, кто знает, о чем идет речь, или имеет хоть какое-то отношение к описываемым событиям, прочитают и между строк — ведь наши читатели научились этому еще в советские времена.
Мою маму также страшно возмущает оформление нашего еженедельника, не говоря уже про остальные издания холдинга. Но мама — человек немолодой, старой формации и не понимает, что для привлечения читательского внимания (а следовательно, увеличения тиражей и, соответственно, прибыли) на обложке должны быть: а) голая женская задница (или хотя бы грудь); б) лужа крови (окровавленный труп, заляпанный пятнами крови нож); в) конкретный пацан с гранатометом (автоматом Калашникова) или труп конкретного пацана рядом с оружием, брошенным киллером (не попавшим в кадр); г) разбитый джип («мерседес») рядом с целым «Запорожцем».
Точно так, как мне обычно не хочется наводить ужас на читателей и зрителей, мне еще больше не хотелось наводить его на знакомого человека Серегиного отца. Ведь не зря же сын держал родителей в неведении.
Как могла, я пыталась успокоить пожилого мужчину. Я давила на то, что все его мысли и действия, как и мысли и действия его супруги, должны быть направлены на помощь сыну. «Позор», о котором говорила сегодня Серегина мать, — чушь полная. Нет никакого позора, тем более что Сергей, скорее всего, будет оправдан (за двадцать тысяч долларов или больше — вопрос отдельный, и не Серегиному отцу его решать, и не ему давать деньги). Пусть мама завтра отправляется с «дачкой» на Арсенальную (в очереди ей еще немного голову вправят, — добавила про себя). На всякий случай я решила составить примерный список продуктов и вещей, которые ей следует взять, а то забудет. Пусть они никому не сообщают, где Сергей. Ведь он же давно не живет с ними. Я со своей стороны сделаю все, что смогу, как и Серегины товарищи. На родственников со стороны жены рассчитывать не стоит.
— Да уж, мерзавцы, — процедил Серегин отец.
— Всех звонящих отсылайте ко мне. Давайте я еще на всякий случай запишу вам свой мобильный и телефон соседки. Она все передаст. А теперь, если не возражаете, давайте поедем на Сережину квартиру. Там как раз возьмем спортивный костюм, ведь его же вещей в этой квартире, как я понимаю, нет?
— Да-да, конечно, поехали.
Заплаканная Сережина мама закрыла за нами дверь, и я с его отцом тронулись в сторону Богатырского. Когда мы подъехали к квартире сына, где, как оказалось, он ни разу не был, вдруг спросил:
— А это правда, что в «Крестах» спят по очереди?
— Правда.
— А сколько там содержится человек? У тебя есть точные сведения?
Стоя перед светофором, я порылась в сумочке, достала блокнот, в котором могли остаться записи с какой-нибудь пресс-конференции.
У меня оказались данные на январь 2001 года.
При лимите 2065 там находилось 8609 человек.
Правда, руководство нашего ГУИНа предложило проект разгрузки переполненных следственных изоляторов. В колониях, входящих в систему ГУИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, мест предостаточно. Поэтому и возникла идея перевести часть подследственных, содержащихся в СИЗО, в колонии. Правда, для этого пока не созданы условия: ведь нужно оградить участки, где будут содержаться те, кто дожидается приговора, выделить специальные помещения для работы следователей и адвокатов.
Нехватка тюремных помещений — проблема для России в целом и Санкт-Петербурга в частности не новая. Она вставала и в прошлые века — ив девятнадцатом была введена должность архитектора тюремного ведомства. Упоминавшийся выше Антоний Томишко тогда проблему решил. Надо надеяться, что и наш ГУИН успешно справится. Они вон уже занялись перепрофилированием колонии общего режима в строгий.
А то у нас сейчас только одна колония строгого режима (в Форносово), она переполнена (в отличие от нескольких колоний общего), да еще и приходится примерно полторы тысячи человек в год отправлять в другие регионы. После перепрофилирования почти все осужденные, совершившие преступления на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области (у нас нет особого режима и колонии для несовершеннолетних девочек, БС отбывают наказание в отряде хозобслуги «Крестов», нет «смертников»), будут оставаться в нашем регионе. А это, в первую очередь, удобнее родственникам: ведь большинство из осужденных здесь — питерцы или жители области, хотя, несомненно, есть и «гастролеры», и немало. Да и государство будет меньше тратить на транспортные расходы. Последнее, конечно — главная причина.
— Ой, а он туберкулезом не заразится? — вдруг забеспокоился отец. Ведь я где-то читал… даже, наверное, у тебя, Юля…
— Тубники содержатся отдельно.
— Это хорошо, — кивнул Серегин отец.
Вообще в ситуации я не видела ничего хорошего. И я честно не знала, как Серега выдержит это испытание. Легко в тюрьме не бывает, даже тем, для кого она — дом родной, несмотря на всю браваду. Но кто-то выдерживает, кто-то ломается. Главное — это не потерять свое мужское лицо, как сказал мне во время интервью один человек. Только бы Сергей его не потерял…
И мне было интересно, кем он стал — и станет — в тюремной иерархии. Главное — чтобы не попал в петухи или любую «низкую» масть.
Иерархия в тюрьмах и колониях всегда была, есть и будет, неписаные правила существовали и будут существовать. Каждому новичку приходится их быстро выучить наизусть и точно соблюдать, вести себя соответственно занимаемому рангу и точно помнить свое место в системе взаимоотношений, где условностей гораздо больше, чем у английских лордов. Никакие указы и эксперименты не изживут сложившихся правил.
Например, в советские времена один раз попробовали сделать колонию для опущенных и других низших каст. Но иерархия быстро установилась и там, причем началась такая деспотия, было пролито столько крови, что блатным и не снилось. Колония была расформирована.
Я припарковала машину в том месте, где совсем недавно ставил свой автомобиль Сергей.
Мы с его отцом проследовали к лифту, и тут отец Сергея вдруг сказал, что надо бы освободить почтовый ящик: ведь здесь же тоже, наверное, кидают бесплатные газеты. А воры увидят, что ящик
