Отец уже помогал Ире раздеться.
– Где ты был? – резким тоном спросила я. – И почему не открывал?
– Ксения, черт тебя дери, ну откуда я мог догадаться, что это вы?! – рявкнул на меня отец.
Ира в этот момент застонала. Она для папы оказалась солнышком и лапушкой. Тон с ней был выбран совсем другой. Как раньше со мной… В смысле еще месяц назад…
Во мне проснулась злость и пропало всякое желание оставаться в этой квартире даже одну лишнюю секунду. Я развернулась.
– Ксения, – с трудом произнесла мне в спину Ира.
– Ирочка, тебя нельзя разговаривать, – заворковал отец. – Ксения, куда ты ее таскала? Куда ты опять вляпалась? Сколько раз тебе можно говорить одно и то же?! Куда ты вечно суешь свой нос?!
Не знаю, с каким трудом сдержалась, но сдержалась – только из-за Иры, потому что ей лишний скандал был не нужен. Я просто послала отца по известному адресу, процедив фразу сквозь зубы.
– Ксения, да как ты смеешь?! – взревел отец.
– Спасибо тебе, Ксения, – простонала Ира. – Ты спасла мне жизнь.
– Береги ее, – сказала я отцу и, не попрощавшись, покинула квартиру.
Позвонила к тете Люсе и сказала ей, что заеду завтра, то есть уже сегодня: сейчас глубокая ночь, и я, откровенно говоря, страшно устала.
– Да, да, конечно, Ксенечка. Когда ты приедешь?
– Вот высплюсь… Я позвоню предварительно. А вы тут следите, ладно? – И я подмигнула тете Люсе.
Она обещала выполнить партийное задание.
Я быстро сбежала по лестнице, не дожидаясь лифта, открыла машину и рванула с места. Мне не хотелось задерживаться в нашем дворе, даже в квартире тети Люси, потому что еще неизвестно, кому сейчас позвонит отец. А ведь, наверное, позвонит кому-то (кроме врачей, естественно). И как эти люди отреагируют на меня? Багаев говорил, что отец уже лижет задницу Исе. Петр Петрович, правда, использовал не это выражение, но смысл был примерно тот же. А зачем мне сейчас и здесь люди Исы? Мне вообще лучше бы с ним никогда больше не встречаться. Хотя ведь это мой отец… И жалко его. Ведь сколько всего у него в жизни произошло за последнее время… Мне бы до причин докопаться. Тогда мне все станет понятно в его поведении. Наверное…
Итак, куда я еду? – спросила я себя, медленно продвигаясь по улицам ночного города. Саша сказал ехать к нему. Хочу я сейчас видеть Сашу? В принципе да. Но его точно нет дома. Кто меня там ждет? Саша сказал, что меня встретят. Но мне это не надо. Я лучше потом встречусь лично с Сашей и обговорю все вопросы. Без свидетелей.
Например, что произошло между ним и отцом? Что он делал с отцом? Почему отца после встречи с Сашей понесло к Багаеву в больницу? Почему мне некие личности говорили, что Саша мертв? Почему Саша не позвонил мне? Почему не приехал? Почему столько времени держал в неведении? Мог бы, между прочим, после расставания с отцом со мной каким-то образом связаться. Догадывался, наверное, что волнуюсь. Он тоже хочет меня каким-то образом использовать? Ведь явно хочет. А я не хочу, чтобы кто-то меня использовал. И что за игру ведет Саша? Какие отсюда делаем выводы? Пока воздержимся от личных встреч.
Поехать к Багаеву? В больницу, что ли? Даже если меня к нему и пропустят, что я ему скажу? Там, надеюсь, Глеб все расскажет. Но ведь и Багаеву от меня что-то надо.
В свою квартиру я тоже предпочла не соваться. Там вообще может быть устроена засада.
Оставался один возможный вариант – дядя Леня.
У меня были и адрес, и телефон. Я могла бы позвонить по телефону, валявшемуся на «торпеде», но решила воздержаться. Сотовый, насколько я знала, можно «пробить», а я не хотела, чтобы Саша и компания знали дяди-Ленин телефон, да и адрес тоже. Надо будет вообще осмотреть подъезды к дому, где сейчас скрывается Леонид Тарасович. Его ведь тоже уже мог кто-то засечь и пасти.
В общем, я поехала по направлению к набережной, на которой в свое время стоял «Сфинкс».
Асфальт напротив «Сфинкса» всегда содержался в образцовом состоянии (с тех пор, как там устроили ночной клуб), но другие наши набережные, по которым я решила ехать, оставляли желать лучшего. Если бы им присваивали инвалидность, то, по-моему, основная масса претендовала бы на первую или вторую группу. Я порадовалась, что машин сейчас мало, а также тому, что фонари не все выбиты и ямки с колдобинами видны. Только и успевала ямочки объезжать, чтобы, не дай бог, в них не заночевать вместе с машиной. Недавно читала, как какой-то идиот рассуждал о том, как приятно думать за рулем. Но только не на наших отечественных дорогах. Тут глаз да глаз нужен и максимальная концентрация внимания. Вообще мне машину бы неплохо сменить, а то слишком много народу знают мою «Оку».
Наконец все препятствия я объехала, поняла, что на ремонт подвески тратиться не придется, чему порадовалась, припарковала машину в одном из дворов (третьем от нужного мне), а затем пешочком, вздрагивая от каждого шороха, припустила в нужном мне направлении. Сотовый телефон бросила в сумку.
По пути не попалось ни души. Еще бы: ночь, зима, мороз, гололед, кто будет по улицам шляться без крайней необходимости? Ни одно окно не светилось.
В подъезде, в котором обосновался дядя Леня, кое-где даже горели лампочки, высвечивая наскальные рисунки и надписи любителей изящной русской словесности. Я пошла пешком, не доверяя старым лифтам, так что в полной мере насладилась результатами народного творчества, присутствовавшими буквально на всех этажах. Создавалось такое впечатление, что я перенеслась в эпоху раннего палеолита. Правда, с письменностью тогда было не очень, но уровень развития неандертальцев, по-моему, совпадает с тем, на котором находятся наши граждане.
Я долго давила на кнопку звонка. Наконец из-за двери послышался хриплый спросонья голос, вопрошавший, кто здесь.
– Ксения, – ответила я.
Замки тут же щелкнули (я, предварительно их осмотрев, знала, что вскрою без проблем, но из уважения к дяде Лене звонила).
В коридоре стоял дядя Леня в пижаме, рядом с дверью – некое длинноволосое существо, еще раз убедившее меня в мысли, что я попала не в свою эпоху. Челюсть явно была неандертальская. Как, впрочем, и лоб.
Квартира же, с одной стороны, напоминала пещеру, с другой – культовое сооружение бога Бахуса, которому тут активно поклонялись.
По всему коридору стояли тазы и ведра. Бросив взгляд на потолок (это был последний этаж), я поняла, что крыша тут активно протекает. Тазы перемежались сетками с пустыми бутылками, рассортированными по видам, по всей вероятности, приготовленными к сдаче завтра. Сегодня вечерком кто-то занимался собирательством (как в эпоху палеолита, только тогда ели то, что находили, но в принципе местный дедок ведь и по помойкам шастает?), завтра бутылки будут сданы и получена денежка. В «мастерской», служившей художнику Коле также и местом обитания (и временным пристанищем дяде Лене), стоял просиженный диван, на котором в данный момент валялась подушка в грязной наволочке и одеяло, откинутое в сторону. Простыня с пододеяльником отсутствовали. Посереди комнаты была выставлена раскладушка, также тут имелись обветшалый сервант с остатками посуды, шкаф, стол и пара стульев. Комната была довольно просторной – метров тридцать, вся мебель располагалась ближе к двери, остальную же часть (рядом с двумя довольно большими окнами) составляла, так сказать, мастерская. Пахло красками.
Я не успела осмотреться, как в коридоре послышалось шарканье и появился знакомый мне дедок, в свое время осматривавший развалины «Сфинкса». И он тут же?
– Что, раньше баб не могли позвать? – прохрипел он. – Будят тут среди ночи. Или до утра не потерпеть?
Бурча что-то себе под нос, дедок проследовал в туалет, о чем я могла судить по звукам сливаемой воды.
Леонид Тарасович быстро прикрыл дверь Колиной комнаты и предложил раздеваться.
– Да, чувствуйте себя как дома, Ксения, – добавил Коля. – Очень рад познакомиться. Николай. – И облобызал мою ручку.
