– Нет, – улыбнулся Куприянов. – Не обыскивали.
– Почему ты вызвал на перрон Окорока?
Кого-то Сергей должен был вызвать, в особенности после того, как услышал, что женщин будет встречать целая делегация. Дмитриеву же он не мог позвонить. Что бы было: Туманов и Прокофий Васильевич на перроне.
– Он бы тебя встречать не поехал, – заметил Туманов.
– Да, я понимаю, просто оговорился. Кто-то из его людей, кого вы знаете, мог бы появиться, проверить. Или Равиль Кильдеев. Я же не представлял, с кем вы будете. И… я подумал: раз женщины с адвокатами окажутся, за Леной даже вы сами приедете, а я – один, тут менты меня в оборот и возьмут. Позвонил Косте, чтобы вытаскивал.
Туманов молчал. Он считал, что Сергей ему не врет. Использовали дурака. Может, и убийство думали на него повесить, кто знает? Мог Дмитриев послать в одном купе Куприянова и Жировецкого? Вполне. Но вот кто брал билет Лене? Это надо выяснить у нее самой.
Валентин Петрович посмотрел на Куприянова долгим испытующим взглядом:
– Вот что, Сергей, дам я тебе шанс. Только искупать свою вину будешь долго…
Куприянов уже открыл было рот, чтобы начать благодарить, но Туманов жестом остановил его.
– И помни: если еще когда-нибудь услышу что-то – я уже ни на что не посмотрю. Дочь твою не пожалею. Хоть и не склонен я детей трогать, но… Это единственный способ держать тебя в руках. Я ведь правильно понял? Ты, наверное, не ожидал, что я на этот раз прощу. Объясняю, почему даю тебе еще один шанс: была у меня когда-то дочь, погибла она по милости одной сволочи. Чувства твои отцовские понимаю. И, как правильно заметил Окорок, за одного битого двух небитых дают. Но учти: если что – и ее, и тебя… больше не пожалею.
Сергей кивнул. Он все понял.
– И если вспомнишь еще что интересное или орлы дмитриевские с тобой свяжутся – заходи, гостем будешь.
Туманов улыбнулся.
– Спасибо, Валентин Петрович. – Куприянов вышел из кабинета.
Туманов связался с Леной, чтобы узнать, кто брал ей билет на Москву и из Москвы – в то злосчастное купе.
– Сама брала. Я всегда сама беру. А в чем дело?
Она явно удивилась вопросу.
Туманов в задумчивости молчал.
– Шеф, что случилось-то? – Лена начала беспокоиться.
– А ничего необычного тогда не заметила?
Теперь пришел черед Лены замолчать.
Она вспомнила, что к ней клеился какой-то парень. В кассах на Грибоедова. Стоял за ней и пытался познакомиться, когда ей билеты выписывали. Мог и в другую кассу пойти: соседняя свободная была, а он к Лене клинья подбивал. Лена решила, что просто так…
Туманов заметил, что просто так в нашей жизни ничего не случается, а уж Лене-то пора эту истину усвоить.
– Но, шеф…
– К тебе на улице часто мужчины подходят знакомиться?
– Да я по улице не хожу, – улыбнулась молодая женщина.
Она помолчала и добавила, что вообще-то давно ни с кем не знакомилась.
– И тебе не показалось необычным, что парень вдруг ни с того ни с сего стал к тебе назойливо клеиться? Лена, ты живешь не той жизнью, что сотни и тысячи твоих ровесниц, ты должна на все обращать внимание. На все мелочи. Слава богу, мужским вниманием не обделена. И про любое свое знакомство должна говорить, по крайней мере, Равилю. Чтобы он человека проверил.
– Да я же с тем мужиком не познакомилась! Взяла билет и ушла! Я тогда куда-то торопилась. Телефон не дала, хотя он просил. Парень остался у кассы.
– Куда он брал билет?
– Да не слышала я! Я сразу же отошла!
– Узнаешь его, если снова увидишь?
Лена задумалась.
– Наверное, – наконец сказала она. – Но стопроцентной гарантии дать не могу.
Лена с Равилем долго разбирали все имеющиеся у Кильдеева в архиве фотографии дмитриевской братвы. Время не было потеряно зря: Лена узнала своего несостоявшегося поклонника.
Глава 18
– Прокофий Васильевич? – спросил Туманов, когда на другом конце провода сняли трубку.
– Здравствуй, Валя, – ответил Дмитриев. – Долго ж ты собирался. Давненько, давненько жду твоего звонка. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Туманов молчал, напряженно размышляя.
«То есть Прокофий считает, что все организовал я? Значит, он решил…»
Его размышления прервал Дмитриев, предложивший встретиться нынешним же вечером и поговорить по-стариковски, обсудить все до капельки, чтобы вопросов никаких больше не возникало.
– Где? – спросил Туманов.
– Предлагаю в одном тихом ресторанчике на Васильевском. Вывески там никакой нет…
Прокофий Васильевич описал, как найти то местечко.
– В ресторанчике небось будут твои люди, – заметил Туманов. – Я предпочел бы на нейтральной территории.
– Валя, я всегда считал тебя умным человеком. Ты что, хочешь в «Пулковской» сесть у всех на виду? Зачем? Чтобы быть уверенным, что нас никто не пишет? Так записать везде можно, насколько тебе известно. У Лены у своей проконсультируйся, она тебе объяснит. Я сам не заинтересован в записи разговора, потому что собираюсь обсудить с тобой кое-что интересненькое. Да и ты, уверен, потом все равно все сотрешь.
Дмитриев хмыкнул в трубку.
Туманов молчал.
Прокофий Васильевич предложил Валентину Петровичу привозить своих орлов, чтобы ему поспокойнее было. Трое посидят в общем зале, остальные могут в машинах во дворе. Двор тихий, неприметный. Дмитриевские там сами за порядком следят, чтобы у жильцов не возникло желания кому-нибудь на них ябедничать. Все молчат, и все довольны. Никакие пьянчуги теперь по параднякам не ютятся с пузырями, естественные надобности не справляют, бомжи переселились в другие подвалы и чердаки. А дмитриевские один подвал переоборудовали. Только для своих, естественно. Туманов как раз посмотрит, оценит.
– Во сколько?
– Может, в восемь?
– Хорошо. Буду.
Тумановские ехали на трех машинах. Еще две следовали сзади – для прикрытия. Две машины остались во дворе с людьми, две притормозили недалеко от въезда во двор и припарковались так, чтобы можно было смотреть в разные стороны. Естественно, везде – включенные рации. Сигналы для таких случаев давно отработали.
Валентин Петрович в сопровождении двух обычных телохранителей и Равиля проследовал к неприметной двери. Их определенно ждали. Исключительно вежливый молодой человек, под строгим костюмом которого выделялись накачанные мышцы, а на боку бросался в глаза внушительных размеров бугорок, проводил их в общий зал.
Каким-то образом охранник у входа успел уже подать сигнал, и Прокофий Васильевич собственной персоной встречал Туманова широкой улыбкой. Они трижды поцеловались – словно «вожди народа», и Дмитриев повел Валентина Петровича в отдельную комнатку – «для избранных».
Равилю, Диме и Мише-Медведю предложили остаться в зале, практически пустом. За самым первым
