перстень.
То есть однозначно покушались на драгоценности Ксении.
– Там было что-то на самом деле дорогое? – спросила я. – Я понимаю, что тебе все жалко. Ты все любила. Но, может, охотились за чем-то конкретным? Какой-то авторской вещью? Фаберже или кто-то чуть менее известный?
Ксения кивнула и рассказала, как к ней попал исключительно дорогой комплект, который вроде бы Николай Второй заказывал для Матильды Кшесинской. Потом у них произошла размолвка, и он разрешил мастеру продать комплект другому покупателю, которому он очень понравился. Это был богатый купец, который хотел сделать подарок молодой жене.
В период «марафона» по сбору средств на восстановление Петербурга фондом «Возрождение» молодая жена была уже древней старухой и доживала последние дни. Она попросила сиделку пригласить к ней руководителя фонда, чтобы, как она выразилась, «посмотреть ему в глаза».
– И твой отец поехал?
– Да. Его люди провели расследование – кто такая эта столетняя старуха. Да ей даже было больше ста лет… Она задала отцу массу вопросов. Хотя она давно не вставала с постели, голова у нее оставалась светлой. Но мой отец кому угодно мозги запудрит. Если бы ты его когда-нибудь слышала…
– Я слышала.
– Ах да, конечно. Так вот, старуха рассказала про родственников, которым не желала оставлять подарок своего давно умершего мужа. Она хотела, чтобы украшения пошли на восстановление Петербурга.
Ксения замолчала. Мне и так было все ясно.
– И она еще сказала, что если отец не пустит его на благие цели, то все равно его потеряет… И она заставит его страдать с того света…
Ксения закрыла лицо руками.
– Отец сказал, чтобы я пореже в нем появлялась. Только на закрытых вечеринках, среди проверенных людей. Ни в коем случае не на публике. Я в нем ни разу не фотографировалась! На тех закрытых вечеринках вообще не принято фотографировать. И дамы там появляются в таком… – она закатила глаза. – Никто, в общем-то, особого внимания на тот комплект и не обращал. У других были не хуже. И тоже явно с долгой историей. Последний раз я надевала его года полтора назад.
– Ты можешь составить список тех, кто бывал на тех вечеринках?
– Для милиции? Ты в своем уме? С ними лучше не связываться. Если я назову их имена, мне самой не поздоровится. Да и милиция их в любом случае не сможет допросить. Но я уверена – это не они. Они не стали бы опускаться до подобного, – Ксения обвела рукой разгромленную квартиру. – Это кто-то более мелкий. Возможно, он даже не знает истинной ценности того комплекта.
– Ты назвала сумму восемьсот тысяч долларов. Она включает этот комплект?
– Нет. Я про него вообще не говорила милиции. Папа велел не упоминать. Я ему позвонила. Но он приедет только завтра утром.
Если бы я умела свистеть, присвистнула бы. Восемьсот тысяч долларов без комплекта! И он, вероятно, еще столько же, если не больше. Затраты на размещение нас в проклятой квартире были значительно меньше, а питались мы за счет депутата. Но опять же я-то тут при чем? И бомж Иван Васильевич? И финский алкоголик Лассе?
– Кто-то еще знал, что этот комплект у тебя? – спросила я. Мистика мистикой, но мне казалось, что окружающими нас таинственными силами кто-то умело руководит.
– Нет. Даже мама, но в любом случае ее драгоценности уже давно не интересуют. Ее богомолки его на мне не видели. Вообще-то многие знали, что у меня масса драгоценностей… – задумчиво произнесла Ксения. – Как я тебе уже сказала, я постоянно появлялась то в одних, то в других. Наверное, в самом деле просто брали все оптом.
– Но у Агриппины Аристарховны раньше тоже были старинные драгоценности, – напомнила я. – Она почти все продала. Но этого могли и не знать те, кто за ними приходил. Надо завтра поговорить с ней.
– Хорошо, пусть к Агриппине и ко мне приходили за драгоценностями, – согласилась Ксения. – Но у тебя-то, как ты сама говоришь, брать нечего? И у тебя воры не были.
– В нашей семье точно нет ничего подобного, – уверенно заявила я.
Ксения о чем-то глубоко задумалась.
– Ты все-таки попала в верещагинскую квартиру случайно, – сказала она. – Ты могла сесть в любую машину. Никто не знал, что ты выйдешь именно в этот момент. Ты вполне могла… еще прогуляться, или я не знаю что.
– Идти топиться, например, – хмыкнула я. Теперь встреча с милым другом казалась мне такой далекой…
– Вот именно. Марина, тебя привезли для комплекта.
– Для какого еще комплекта? Что ты несешь?! – взорвалась я. – А Ивана Васильевича зачем в таком случае туда доставили? С томом сочинений Маркса и Энгельса! У него где драгоценности? В подвале, где он жил? Или он на чердаке жил? Я не помню. Но все эти подвалы и чердаки в центре города давно обследовали «черные» археологи. Если там и было что-то, то давно сплыло!
– Его, например, могли взять, чтобы запутать следствие. И тебя тоже. У нас у всех нет ничего общего. Знаешь, наверное, что лист проще всего спрятать в лесу? Вот и тут тоже…
– А Верещагина с любовницей зачем убили? Тоже чтобы запутать следствие?
– Папа считает, что за дело. Депутат куда-то не туда полез. Папа завтра приедет и все объяснит. В общем, он не очень удивился.
– А чем Верещагин занимался, кроме депутатства?
– Торговлей лесом. Фирму возглавляет его двоюродный брат. А он сам, как депутат, способствовал заключению сделок и быстрому прохождению товара и денег. И захотел слишком многого. Его предупредили. Он не понял. Но мне лично совершенно непонятно, какое мы все имеем отношение к Верещагину. Даже если убийцы хотели запутать следствие, то почему выбрали нас?
То есть мы опять вернулись ко все тому же вопросу.
«А если кто-то из находившихся в квартире на самом деле не спал?» – вдруг подумала я и поделилась сомнениями с Ксенией.
– В каком смысле не спал? – в первый момент не поняла она.
– Когда появились Вова с Геной.
– А они сами не могли?..
– Не думаю. И зачем им
– Лес… Финляндия… – вдруг медленно произнесла Ксения, а потом, хохотнув, вспомнила, как недавно читала в одной газете, что мы – по нашим официальным данным – поставляем в Финляндию в два раза меньше леса, чем они – по их официальным данным – от нас получают.
– Лассе?..
– А почему бы и нет? Ты подумай хорошенько, Марина. Он похож на алкаша?
– Я не знакома ни с какими финскими алкоголиками.
– Но с нашими-то знакома?
Я молча закатила глаза.
– Лассе похож на тех алкоголиков, которых ты знаешь? – не унималась Ксения.
– Не очень, – признала я и воскликнула: – А ведь он должен был после утренней опохмелки плавно перейти в запой! Ну или, по крайней мере, к вечеру убраться до невменяемого состояния. Я вспомнила: я еще в советские времена видела пьяных финнов в центре Питера. Они ходили, как на автопилоте. Мне их мама показывала в воспитательных целях, а когда тетя Света начинала убеждать меня в плюсах выхода замуж за иностранца, мама всегда приводила в пример финнов. Зачем финский алкоголик, когда и наших более чем достаточно. Мне, признаться, никогда не хотелось замуж за иностранца как раз потому, что мне в детстве часто показывали на пьяных финнов. Как поедем с мамой в центр города, так они там толпами ходят… Правда, должна признать: если от наших всегда разит только перегаром, у финнов он смешивается с хорошим одеколоном. Иногда одеколон даже перебивает запах перегара.
«И как приятно пахло от Лассе!» – вспомнила я, только не стала говорить этого вслух.
