– Он уехал в Амстердам, – услышала Синтия за спиной голос Рамона. – Я тогда подумал, что ты уехала вместе с ним, и бросился в погоню. Я хотел убить его, – признался Рамон. – После чего собирался устроить хорошую взбучку тебе. Но все вышло иначе. Саймон прятался от меня, прекрасно зная, что я обязательно достану его. – Он грустно вздохнул. – Но на самом деле я поехал за тобой, а тебя с ним не оказалось, и, вместо того чтобы убить его, я разрыдался как ребенок… Ну что, тебе стало легче от моего признания? – многозначительно спросил он. – В результате в Саймоне проклюнулось хоть что-то человеческое – он разрыдался вместе со мной и признался в своих кознях.
Синтия попыталась припомнить, при каких обстоятельствах слышала об Амстердаме. Ах да, помнится, Рэй Джонстон говорил, что год назад встретил там Рамона.
– Значит, ты был в Амстердаме, когда я попала в аварию.
– Да, я пробыл там больше двух месяцев. – Голос Рамона звучал теперь совсем близко. Все это время я разыскивал Саймона. И тут же понял, как я ошибся, ожидая увидеть тебя с ним. Когда же я вернулся в Балтимор, тебя уже и след простыл. Я жил как в аду, проклиная твой внезапный отъезд и постоянно ожидая, что ты хоть позвонишь мне, чтобы сообщить, что с тобой все в порядке. Если только это можно назвать жизнью. – Рамон тяжело вздохнул. – Потом неожиданно позвонил Лэнс Торп и сообщил, что прочел о тебе в газете. С тех пор моя жизнь снова обрела смысл.
– А что с Саймоном?
– Он все еще боится вернуться, не зная, как искупить свою вину. Иногда я слышу о нем от разных людей, но, похоже, он все еще не пришел к согласию с собой.
– Надо полагать, ты уже простил его, – язвительно проронила Синтия.
– Только после того, как смог простить себя.
– Не прикасайся ко мне!
Она содрогнулась, почувствовав, что Рамон подошел к ней почти вплотную. Синтия знала: если он коснется ее, она быстро утратит связь с реальностью.
– Не беспокойся, не буду, – заверил Рамон, прекрасно зная, какой может быть ее реакция. – Просто я хочу, чтобы в один прекрасный день ты простила Саймона, даже если не сможешь простить меня.
Рамон хотел добавить, что умение прощать поможет Синтии окончательно избавиться от недуга, но не стал.
Как все это странно, отрешенно подумала Синтия. Она уже почти простила Рамона, хотя до сих пор не осознавала этого. А Саймон? Она теперь жалела его, но простить… Он здорово напугал ее, когда швырнул на свою постель, и к тому же наговорил о ней немало гадостей Рамону, чтобы спасти свою шкуру. Его ложь поломала брак Синтии и подорвала доверие к самому дорогому ей человеку.
– Он подсунул мне копии документов о твоей сделке с отцом, желая выставить тебя в черном свете, – сказала Синтия.
– Я знаю.
Рамон не пытался ни выгородить, ни оправдать брата.
Синтия почувствовала тупую боль в голове, которая разрасталась, лишая ее способности соображать. Она с трудом держалась на ногах.
– По-моему, ты устала, – обеспокоенно заметил Рамон. – Давай я отвезу тебя домой.
Домой, мысленно повторила Синтия. Она пошла к двери, стараясь не хромать. Рамон шел на шаг сзади. Синтия оценила, что он держит слово.
Более того, когда они подъехали к дому, головная боль стала настолько нестерпимой, что Синтия с трудом сумела подняться по ступеням. Но Рамон даже не попытался помочь ей, словно для него было делом чести не прикасаться к Синтии без ее на то согласия.
Рамон эскортировал Синтию до спальни и вышел оттуда лишь после того, как она приняла две таблетки, которые дал ему Роберт Грэм.
Оставшись одна, Синтия разделась и легла в постель, не переставая удивляться, как к Рамону попали таблетки, которым полагалось лежать в ее тумбочке у кровати.
С этой мыслью Синтия уснула.
17
Рамон сидел за рабочим столом в кабинете, прикрыв глаза и положив ноги на стол. Мягкий свет настольной лампы немного смягчал резкие, усталые черты его лица. Оставив Синтию отдыхать от треволнений этого дня, Рамон решил поработать, чтобы хоть на некоторое время отвлечься от семейных проблем.
Покончив с неотложными делами, Рамон решил все же послать работу к черту. Он предавался мрачным размышлениям о своих отношениях с Синтией и машинально вертел зажатую между двух пальцев авторучку.
Ручка замерла, когда на лестнице послышались легкие шаги. Рамон открыл глаза, но не шелохнулся. Он перевел взгляд на приоткрытую дверь, выжидая, что предпримет Синтия.
Войдет в кабинет или пройдет мимо? Она не могла не заметить полосу света, пробивающуюся из комнаты. Новая Синтия оставалась для Рамона загадкой, хотя и прежде она бывала непредсказуемой. Но Рамон знал совершенно точно, что прежняя Синтия не прошла бы мимо, словно для нее было делом принципа не уходить от конфликта.
Лишь однажды Синтия отступила от своего правила. Это случилось год назад, когда после жуткой сцены в комнате Саймона она просто ушла не только из дома, но и из жизни Рамона.
От волнения у Рамона засосало под ложечкой, его так и подмывало встать и пойти проверить, что делает Синтия. Но усилием воли он сдержался, решив занять выжидательную позицию.
Наконец, дверь потихоньку стала открываться. Рамон напрягся, хрустнула зажатая между пальцами ручка. Интересно, во что Синтия сейчас одета? В домашнее платье или в костюм для выхода? Если последнее – значит, она намерена покинуть меня. Рамон твердо решил, что не позволит Синтии уйти.
Наконец, дверь распахнулась и на пороге возникла Синтия. Рамон расслабился, испытывая невероятное облегчение.
Синтия выглядела так, как всегда выглядела после сна – расслабленной и немного сонной. На ней был бледно-розовый халат, тапочки на босу ногу. Спутанные не расчесанные волосы беспорядочно рассыпались по плечам.
– Привет, – смущенно поздоровалась Синтия. – Если ты не возражаешь, я пойду съем что-нибудь.
Рамон нахмурился, взглянув на часы.
– Но сейчас девять вечера.
– Я знаю. – Она дернула плечом. – Мне захотелось сандвич с огурцом и паштетом. Ты будешь?
Рамон покачал головой.
– Нет, спасибо, – отказался он, о чем сразу же пожалел.
Синтия кивнула и ушла.
Надо же, впервые она что-то предложила мне, а я отказался! Тупица! Осел! – ругал себя Рамон. Теперь у меня нет подходящего предлога, чтобы последовать за ней. Я мог бы приблизиться к ней, проникнуться ее теплом, которого мне так не хватало все эти дни… пока мы находились в состоянии войны друг с другом.
Рамон прикрыл глаза и расслабился, не переставая проклинать себя за недальновидность. А воображение услужливо рисовало ему, как Синтия сейчас хлопочет в кухне в коротком халатике, надетом, вероятно, прямо на голое тело…
Наконец, Рамон не выдержал и, спустив ноги со стола, встал и пошел на кухню. Синтия намазывала на хлеб паштет и аппетитно хрумкала пупырчатым огурчиком.
– Твой отец отрекся бы от тебя, если бы увидел, что ты ешь огурец без помощи ножа и вилки, – пошутил Рамон.
Синтия взглянула на него, улыбнулась и снова отвела глаза.
– Я всегда, когда никто не видит, так ем и овощи, и фрукты, так вкуснее. А бедный папа даже не
