хотя все остальные жильцы им довольны. Зиновий многократно пытался Василия оскорблять, но Василий этого не терпит, и они дрались уже неоднократно. Сегодня Зиновий заявился к Василию в дом, когда дворник ужинал, Василий его, конечно, не пустил. Тогда Зиновий стал оскорбительно высказываться в адрес Василия во дворе. Дворник бросил ужин (и недопитую бутылку водки!) и выскочил на улицу, чтобы разобраться с обидчиком. Что было дальше – мы знаем.
Насколько я поняла, Зиновий Степанович сегодня напился в одиночестве, а после этого ему нужно было выместить на ком-то свои отрицательные эмоции, и он выбрал для этой цели Василия. Возможно, он предпочел бы отыграться на мне, но понимал, что я или дверь не открою, или сразу же милицию вызову. Драться с ним я бы точно не стала.
– Скажите, пожалуйста, а в этом дворе кто-нибудь умирал? – спросила Лариса.
– Конечно, – удивленно посмотрел на нее Василий. – А в каком не умирал? Везде люди умирают и рождаются.
– Я имела в виду на улице.
– Это стрельбу, что ли? И у нас стреляли, – кивнул уже сильно пьяный Василий. Его развезло очень быстро. – В этом районе вообще много стреляли. Люди-то какие живут?
– А бомжи? – не отставала Лариса.
– Какие бомжи?
– Любые.
– Нет, я бомжей гоняю. Это одно из условий моего проживания. Никаких бомжей. Никаких таджиков, которые селятся по десять, а то и по двадцать человек в такой комнатенке, как моя. Жильцы не хотят таких соседей. А так и мне хорошо, и вам всем хорошо, что я один. Помойка полностью в моем распоряжении. Я только должен все в чистоте содержать. Я и содержу. Вот ты, Марина, скажи, разве я плохо убираю? – Пьяный Василий перешел на «ты». Мне было все равно.
– Очень хорошо, – признала я, после своего предыдущего места проживания на самом деле поражаясь состоянию двора и лестницы.
– Ну а если иногда выпиваю, так и что? Я ж не на работе. На работе я ни-ни. Я за работу держусь и за жилье держусь. А вечером можно. Тем более сегодня суббота.
– Зиновий претендует на ваше рабочее место? – спросила я.
– Ты чего? – пьяно вскинул брови Василий. – Зачем ему? Он же эту свою медицинскую дрянь людям впаривает. Только ты смотри, ничего не покупай. Фуфло все. А дураков много, покупают.
– Но что вы с ним не поделили? Женщину? – спросила Лариса.
Василий пьяно и зло рассмеялся.
– Я просто много про него знаю, а ему это не нравится.
К нашему большому с Ларисой сожалению, больше мы из Василия ничего вытянуть не смогли. Он заснул за столом. Лариса отодвинула в сторону тарелку с капустой, я налила стакан воды и поставила на стол на некотором удалении от спящего хозяина – чтобы он его не разбил. Потом Лариса подхватила водку, я – купленную родственницей закуску, и мы проследовали к холодильнику. Открыв дверцу, также открыли рты.
В холодильнике не хранилось никаких продуктов и вообще он не был включен в сеть. Какие-либо полки в нем тоже отсутствовали, только в самом низу валялась куча какой-то старой грязной одежды.
– Интересно, а где он хранит продукты? – посмотрела на меня Лариса.
– Думаю, что нигде, – ответила я. – Наверняка он все съедает сразу же. Насколько я понимаю, он питается с помойки, а зарплату дворника тратит на выпивку.
Я предложила положить остатки колбасы и сыра между рам маленького оконца. Не на улицу же было выносить еду?
Потом мы покинули жилище дворника, просто прикрыв за собой дверь. Варвара Емельяновна и Зиновий Степанович из двора уже удалились. Граждане окна закрыли и друг с другом не перекрикивались.
Глава 26
Мы с Ларисой выпили еще чаю, потом я отправилась работать, а она спать. Ей же завтра было нужно выйти в лавку. И для нее, и для меня не существует воскресений и традиционных праздников. Этой ночью в дверь мне никто не звонил, никто не стонал, не вздыхал, половицы не скрипели. Я спокойно поработала, легла спать. Но воскресный день принес новые беспокойства. Я никак не ожидала такого развития событий.
В воскресенье я не ожидала приезда знакомого следователя, который уже неоднократно питался и распивал спиртные напитки у меня на кухне. Вроде бы он говорил, что отдыхает до понедельника? Что же такое стряслось? Но он позвонил и безапелляционно заявил, что будет у меня часа через полтора.
Я позвонила Ларисе, потом Святославу. Оба сказали, чтобы я перезвонила после того, как узнаю, что еще стряслось. Вероятно, они оба только после этого решат, ехать ко мне этим вечером или не ехать.
Я поставила вариться щи из свежей капусты и тушиться зразы с луком и яйцом, благо что сын принес два килограмма фарша (для нас и котов). Коты качество фарша одобрили (они по нему большие специалисты). Следователь оценил все.
Дети то и дело заглядывали на кухню, но дядя следователь сказал им, что мама потом все объяснит, а для начала нам нужно поговорить как большим. Я чуть не прыснула от этой фразы, только его выражение лица не располагало к веселью.
– Что еще случилось? – спросила я. Признаться, ожидала услышать какую-то новость про Николая Соколова, так и томящегося в застенках.
Но я услышала то, чего не ожидала вообще.
– Соню убили, – сообщил нежданный гость.
– Что?!
Я не могла поверить своим ушам.
– Кто? За что? Когда? – посыпался из меня град вопросов.
– Точную дату смерти пока не определили, не говоря про время. Несколько дней назад. Она не появлялась на работе. Телефоны молчали.
– Да, я ей звонила, она не брала трубку.
– Она не могла ответить. Она была уже мертва, потом телефон разрядился. Две женщины с работы решили съездить к ней в загородный дом. Они беспокоились. Соня же живет, то есть жила, одна. Мало ли что могло случиться, а «Скорую» и вызвать некому.
– Ей нельзя было помочь, если бы они приехали вовремя или чуть раньше? – Я корила себя за то, что не забила тревогу.
– Нет. Она умерла сразу же.
– Ее застрелили?
– Нет, ударили по голове. Может, тот удар и не был смертельным (пока я точно сказать не могу, еще не готовы результаты патологоанатомического исследования), но, падая, она ударилась другим виском об острый угол. То есть или один удар, или другой послужили причиной смерти.
– Но кто?.. Где хоть этот дом-то располагается?
Следователь назвал поселок, про который я слышала (в частности, в «Криминальной хронике»), но в котором никогда не бывала, так как для таких мест не вышла материальным достатком. Другие, возможно, сказали бы рожей. Но правильнее будет холеностью и одеждой. В поселке стояли особняки и замки, ни одного дома с советских времен не осталось, хотя, насколько я помнила, в тех местах раньше были очень приличные дачи. По моим меркам и по советским меркам.
Я вздохнула. Мне было жаль Соню. Я спросила у следователя, когда похороны. Я собиралась пойти. Следователь сказал, что пока неизвестно, но обещал позвонить. Мне самой предложил звонить Соне на работу. Похоронами будут заниматься ее подчиненные.
– А… кому все? – вдруг ударила в мою голову мысль.
Ведь Соня из детского дома, родственников нет. Ни ее собственных, ни по мужу, который тоже из детского дома. Если она не оставила завещания, то все перейдет государству! То есть не государству, конечно, а отдельным его представителям.
– Пока неизвестно. То есть еще не успели заняться, – ответил следователь. – Выходные же. Но завтра прямо с утра буду искать нотариуса.
