Бобьен, Мангров и я опустили голову. Было непристойно, даже в столь живописный момент, присутствовать при скандале между директором Колонии Роз и его женой.
Миссис Хиббен села на уцелевший край дивана, осторожно опустила оружие на пол, закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
У нас с Бобьен это вызвало сочувственную реакцию, и мы тоже заплакали хором. Мангров одной рукой обнял Бобьен. Мой нос, переставший кровоточить, вновь пустил струйку.
– Кто забрал голову и вернул тапки? – требовательно спросил у меня доктор Хиббен.
– Не знаю, – сказал я, по-прежнему плача и зажимая ладонью нос, чтобы не брызгать кругом кровью.
– Это был призрак Колонии Роз, – с истерической ноткой в голосе заявила Бобьен.
– Кто забрал голову, черт побери? – заорал доктор.
– Не знаю, – простонал я, хоть в душе знал. Лишь один человек способен передвигаться с такой фантастической ловкостью, скоростью, лишь один человек мог прийти мне на помощь.
Дживс!
– Это было привидение, – всхлипнула Бобьен.
Мангров обнял ее крепче.
– Все в порядке, Сигрид. Все в порядке.
Потом доктор Хиббен сказал:
– Все вон отсюда. Это самая ужасная ночь в истории колонии. Я бы всех сейчас поднял, да не хочется здесь еще раз устраивать сумасшедший дом… Утром всех соберу и узнаю, кто унес голову. Немедленно после этого вы уедете, Алан, а я, может быть, все-таки сообщу в полицию!
Я видел, что он хочет пригрозить мне последним заявлением, но также и сделать уступку жене.
– Приношу глубокие извинения за случившееся, доктор Хиббен, – сказал Мангров, выступая генеральным представителем колонистов, и я был ему благодарен, потому что не мог собраться с силами для извинений, зная, что любое слово прозвучит очень жалко и неадекватно причиненному мною ущербу.
– Вам не за что извиняться, Реджинальд, – сказал доктор, подошел к жене, положил руку ей на плечо, но она все плакала.
Мангров подхватил свою сеть для ловли летучих мышей и сказал нам с Бобьен:
Однако, когда мы направились к двери, доктор Хиббен быстро задышал, обнаженный торс задрожал, заколыхался. У него началась запоздалая реакция, а миссис Хиббен в тот же момент перестала плакать. Ее истерика передалась ему, как часто бывает с истерикой: два человека очень редко бьются одновременно, истерика переходит от одного к другому и обратно.
Мангров сунул мне сеть, поспешно бросился к передвижному бару, вытащил бутылку скотча, стакан, налил виски, сунул доктору Хиббену. Тот сделал глоток, захлебнулся, разбрызгал остальное. Кажется, это произвело успокаивающее воздействие.
Он сел рядом с женой прямо на дыру в сиденье, но зад у него был столь обширный, что не провалился. Миссис Хиббен обняла его, поцеловала в щеку. Так они и сидели бок о бок, обмякшие, казавшиеся совсем крошечными для полуобнаженных гигантов.
– Ну, как вы оба себя чувствуете? – спросил Мангров.
– Хорошо, – ответил доктор Хиббен, отчасти обретя обычное самообладание. – Спасибо за выпивку.
– Чем еще могу помочь? – спросил Мангров.
– Просто позаботьтесь, чтобы этот маньяк Блэр не спалил особняк. Присмотрите за ним. Надо только дожить до утра.
Слова доктора Хиббена причинили мне боль, но я это заслужил, и не в первый раз доктор называл меня маньяком.
Потом мы втроем ушли. Никто не попрощался. Не та была встреча, после которой требовалось прощаться. Я отдал Мангрову сеть для ловли летучих мышей, он опирался на нее, как на палку, другой рукой обнимая Бобьен. Я хромал с жестоко ушибленными ягодицами – удивительно было, что вообще держусь на ногах.
Шли молча. Среди общего ужаса я был рад видеть возрождение теплых чувств между Мангровом и Бобьен. В конечном счете оказалось, что она не так уж плоха.
– Алан, – нарушил молчание Мангров, – расскажи мне, что происходит. Кто взял голову и принес тапочки?
– Правда не знаю. – Я не собирался выдавать Дживса даже командору.
– Значит, вы не брали мои тапочки? – спросила Бобьен.
– Знаю, большого доверия не заслуживаю, но действительно не брал.
Мы снова замолчали. Дойдя до особняка, Мангров попросил Бобьен зайти в черную комнату, объяснив, что ему надо поговорить со мной наедине. Она не возражала. Было ясно, что выполнит любую его просьбу. Она просто сияла. Их чувства вновь вспыхнули, тапки вернулись. Она обрела мир и покой. И вошла в дверь.
Мангров посмотрел на меня. Глазная повязка по-прежнему была сдвинута на середину лба, закрывая третий глаз, если он у него был. Если он у кого-нибудь есть.
– Мы только что познакомились, – сказал он, – но ты мне нравишься… Зачем залез к Хиббенам? Просто спьяну? Не надо было мне давать тебе травку… Тебя Ава послала?
– Не могу сказать. Мангров помолчал.
– Действительно не знаешь, кто унес голову и принес тапки?
Я соврал из последних сил:
– Не знаю.
– Ладно, – сдался он. Опустил голову, выдохнул, посмотрел на меня: – Больше ничего не собираешься натворить?
– Нет, – сказал я.
– Как ты?
– Ягодица болит, но не сильно.
– У тебя кровь засохла под носом.
– Знаю.
– Утром, наверно, уедешь.
– Как только доктор Хиббен прикажет, если не сообщит в полицию.
– По-моему, не сообщит. Он отвечает перед советом, наверняка постарается избежать скандала… Впрочем, кто знает.
Мы вошли в особняк. Бобьен ждала. Все пожелали друг другу доброй ночи. Они с Бобьен взялись за руки, пошли к центральному холлу, а я к черной лестнице.
Дживса в моей комнате не было, а я вдруг испугался: на моей подушке лежала голова Авы, что, по- моему, было слишком театральным жестом со стороны Дживса. Вытащил подушку из белой наволочки, сунул в нее голову, как в мешок у подножия гильотины.
Пошел к рабочему кабинету, шепнул перед дверью:
– Дживс!
– Входите, сэр, – сказал он.
Я вошел, закрыл дверь. Он встал с лежанки, положил томик Пауэлла.
– Как вы можете читать?
– Не спится, сэр.
У него вместо крови полярные льды. Полная невозмутимость.
– Ну, спасибо, Дживс. Я всем вам обязан.
– Пожалуйста, сэр.
– Как же вы это сделали, Дживс? Я и не слышал, что вы за мной шли… И как вышло, что Хиббен вас не заметил? Обежали вокруг дома и скрылись в лесу?
– Я не обегал вокруг дома доктора Хиббена, сэр.
– Слышали выстрел? Знаете, меня чуть не убили.
