Восклицания отвращения раздались среди окружавших короля. Засверкали шпаги, вынутые из ножен, и без вмешательства Екатерины Медичи, колена которой обнимал испуганный астролог, он погиб бы немедленно.
— Назад, господа! — воскликнула Екатерина, простирая свои руки над Руджиери, — не убивайте его, он невинен. Мы повелеваем вам вложить в ножны ваши шпаги.
— Успокойтесь, господа, — сказал король, к которому возвратилось его спокойствие. — Клянусь Богом, мы сами займемся делом этого изменника. Позвольте нам рассмотреть восковую фигуру поближе. Клянусь честью! Негодяй изобразил наши черты вернее нашего скульптора Варфоломея Пиера! Этот кинжал, вонзенный в сердце! Мы чувствовали эти три дня странную и непонятную тягость в этом месте. Это проклятое изображение сделано самим Руджиери?
— Это несомненно, государь, — отвечал Кричтон.
— Это ложь, государь. Я не принимал никакого участия в изготовлении. Клянусь моим спасением! — вскричал испуганный астролог.
— Твоим спасением, — повторил с насмешкой Шико. — Ну! Ты давно уже потерял всякую надежду попасть в рай. Клянись лучше твоей погибелью, неверный аббат.
— Я нашел эту фигуру в его комнате, — сказал Кричтон. — Ваше величество, конечно, отнесется к этой суеверной выдумке с тем презрением, которого заслуживают подобные покушения на вашу особу. Но это соображение не может освободить Руджиери от обвинения в измене против вас. За подобные поступки Ламоль и Коконас были отправлены на виселицу.
— И Руджиери также погибнет на виселице, если его измена будет доказана. Пытка заставит его признаться. После этого, сударыня, — продолжал Генрих, обращаясь к матери, — мы надеемся, что вы не будете более стараться оправдать поведение вашего астролога.
— Конечно нет, сын мой, если бы мы были уверены в его виновности, — отвечала Екатерина. — Но какое доказательство имеем мы в том, что это обвинение не придумано этим шотландским краснобаем, чтобы избавиться от врага, — а он признается, что Руджиери его враг.
— Совершенно справедливо, — подтвердил Руджие-ри. — Я докажу вашему величеству мою невиновность и открою причины, вследствие которых доносит на меня Кричтон. Только дайте мне нужное для этого время.
— Я сказал, что власть, могущественнее той, которой располагает Руджиери, замешана в этом деле, — начал Кричтон. — Это власть, это…
— Остановитесь! — вскричал Руджиери. — Предайте меня пытке, но не произносите этого имени, вы сами не знаете, что хотите сделать.
— Презренный! — воскликнул Кричтон. — Вы находите, что я слишком хорошо знаю о ваших преступлениях? Я читал исповедь вашего сердца. Я бы хотел сделать вам очную ставку с тем, кому вы изменили. Дай Бог, чтобы он был здесь, его присутствие уличило бы вас во лжи.
— Он здесь, — отвечал замаскированный незнакомец,, вдруг появившись среди гостей.
— Маска! — вскричал Кричтон.
— Наша маска! — сказал Генрих. — Мы начинаем немного понимать эту тайну.
Последовала минутная пауза, в продолжение которой никто не говорил. Маска наконец прервала молчание.
— Обвинение, возведенное вами на Руджиери, кавалер Кричтон, ложно, неосновательно и вероломно, и вы возвели его по злобе, зная его неосновательность. Я готов подтвердить это смертельным поединком, на который я, как защитник Руджиери, вас вызываю.
— И вы станете защищать вероломного Руджиери? Вы обнажите за него шпагу? — спросил Кричтон, смотря на маску с изумлением и недоверием.
— Король Франции, — сказала маска, преклоняя колено перед Генрихом, — умоляю ваше величество разрешить мне смертельный поединок с кавалером Кричтоном, любым оружием и без пощады.
Генрих колебался.
— Сын мой, — подхватила Екатерина, — эта ссора касается не Руджиери, а нас… Мы счастливы, видя, что нашлась шпага, готовая защитить нас. Вы не имеете права отказать в этой просьбе.
— В таком случае, вы имеете наше дозволение, — отвечал Генрих, — однако же…
— Итак, повторяю мой вызов, — прервала маска, вставая с гордостью и бросая на землю перчатку. — Я предлагаю вам, кавалер Кричтон, подтвердить ваше обвинение с опасностью для вашей жизни.
— Довольно, — отвечал Кричтон, — я принимаю ваш вызов и советую вам, сударь, не снимать маску, когда вы обнажите шпагу в защиту такого позорного и бесчестного дела. Я доволен, что решение участи Руджиери доверено моей руке. Жуаез, могу ли я рассчитывать на вашу помощь в этом деле? — продолжал он.
— Без сомнения, — отвечал виконт, — но разве ваш противник не скажет своего имени и своего звания? Вы знаете, что как рыцарь ордена Святого Духа вы не имеете права драться против человека ниже вас званием.
— Если я сам, господин виконт, пренебрегаю этим соображением, — возразила маска с высокомерием, — то мне кажется, что младший в семействе, всем обязанный случаю, как кавалер Кричтон, может сделать подобное же исключение. Мы встречаемся как равные только со шпагами в руках.
Проговорив это, человек в маске небрежно положил свою голую руку на эфес шпаги. Кричтон с минуту пристально смотрел на него.
— Господин маска, — сказал он наконец тоном глубокого презрения, — кто бы вы ни были, я нисколько не намерен нарушать вашего инкогнито. Чья бы кровь ни текла в ваших жилах, будь это кровь принца или пэра, она в моих глазах так же ничтожна, как вода. В гнусном деле, которое вы на себя взяли, и родись вы вассалом, не дворянином, гордящимся своим гербом, я вас считал бы, если бы ваше дело было правое, более достойным, чем может сделать человека самый знатный род. Хотя я и младший в семействе и всем обязан случаю, тем не менее сам августейший Генрих мог бы, не унижая себя, скрестить свою шпагу с моей. Как по отцу, так и по матери я происхожу от королей. Моя кровь течет в жилах Стюартов, мое наследство — незапятнанное имя, мое богатство — неоскверненная шпага. Я возлагаю мое упование на Бога и Святого Андрея.
— Отлично сказано! — вскричал Сен-Люк.
— Вас удовлетворяет звание вашего противника? — спросил Жуаез у Кричтона.
— Мы сами за него порукой, — отвечал Генрих. Виконт поднял перчатку и пристегнул ее к поясу.
— К кому должен я обратиться в качестве вашего секунданта, сударь? — спросил Жуаез тоном вынужденной
— К Луи де Гонзаго, принцу Неверскому, — отвечала с высокомерием маска.
— Слава Богу! — вскричал виконт. — Это лучше того, что я ожидал, господин герцог, я в восхищении, что буду иметь беседу об этой дуэли с вами.
Услышав свое имя, герцог Неверский, величественный и важный старик, украшенный полными знаками ордена Святого Духа, приблизился, немного удивленный, но, переговорив с маской, подошел и с церемонным поклоном взял из рук виконта перчатку Кричтона.
— Клянусь Богом! Господа, нам лучше бы увидеть совершенное уничтожение астрологии и ее идолопоклонников, чем допустить вас драться из-за таких пустяков и за дело, недостойное ваших шпаг. Но так как вы этого желаете, то мы не будем противиться. Пусть дуэль состоится завтра в полдень, в фехтовальном зале, где мы будем присутствовать с нашей свитой. Но, однако же, мы желаем, чтобы вместо дуэли на шпагах или на кинжалах, которую мы запретили после смерти злополучных Кайлиса и Можирона, вы переломили бы копья на турнире. Мы не желаем, чтобы жизнь кавалера или же друга, которым мы дорожим, была принесена в жертву этой недостойной ссоре. В течение этого времени Руджиери будет заперт в стенах Шателэ, и да хранит Бог правое дело!
— Я берусь сама сторожить Руджиери, — сказала Екатерина Медичи. — Прикажите отвести его под стражей в нашу башню, мы отдадим его под охрану нашей собственной стражи.
— Как вам угодно, сударыня, но постарайтесь доставить его к поединку.
— Не имейте никаких опасений, сын мой, он будет завтра.
— А теперь, сударь,— прибавил король, обращаясь в сторону маски, — позвольте мне сказать… Боже мой! Она исчезла!..
