И точно, маска исчезла.
— Кузен Неверский, — сказал король, — одно слово. Господа, не угодно ли вам немного отойти. Останьтесь милочка, — прибавил он тихим голосом Эклермонде, — мы еще не покончили с вами. Эта глупая ссора вытеснила вас из наших мыслей. Сейчас придет ваша очередь. Господин герцог, по поводу этой маски… — Здесь слова Генриха стали неразборчивыми для всех, кроме того, к кому они относились.
— А теперь будем танцевать, — сказал Кричтон, беря руку Маргариты Валуа.
— Я уже думала, что вы забыли о танцах, — сказала, улыбаясь, королева. — Но пойдемте. Эта толпа меня стесняет. Мы будем, по крайней мере, одни во время танца.
И сопровождаемые взорами всех присутствующих, они оставили залу.
Покуда все это происходило, Екатерина сделала знак Руджиери подойти. Астролог бросился к ее ногам, как будто умоляя о снисхождении.
— Я хочу расспросить тебя до твоего ухода, — сказала она громко и прибавила совершенно тихо: — Этот поединок не должен состояться.
— Не нужно, чтобы он состоялся, — отвечал астролог.
— Мы найдем средство его предупредить: дай мне флакон, который ты всегда носишь при себе, напиток Борджиа.
— Он был бы слишком медленным, государыня, вот средство сильнее. Вот то самое смертоносное питье, которое я приготовил по вашему приказанию для адмирала Колиньи и которое вы вверили его слуге, Доминику д'Альбу.
— Ни слова более. Я найду исполнителя более верного, чем этот робкий раб, — сказала Екатерина, принимая пузырек, переданный в ее руки Руджиери. — Мне нужно видеть маску сегодня ночью, — продолжала она. — Дай мне ключ от твоей секретной комнаты в башне. Я научу маску, как она может войти туда, не будучи замечена, по подземному проходу отеля Суассон.
— Вот ключ, государыня, — отвечал астролог.
— Уведите Руджиери, — приказала затем громким голосом Екатерина, — и поставьте тройную стражу к дверям нашего дворца. Не впускайте и не выпускайте никого, иначе как по нашему именному приказу.
— Ваши приказания будут исполнены, — сказал капитан Лархан, подходя к Руджиери и окружив его полдюжиной алебардистов.
— Ваши адские планы обнаружились, — прошептал Шико, проскользнув позади кресла королевы- матери, за которым он был спрятан. — Теперь пойдем предупредим Кричтона об угрожающей ему опасности! Я трепещу при мысли, что наша Иезавиль найдет возможность привести в исполнение свои адские намерения.
Преисполненный опасений за безопасность шотландца, шут направился было в ту сторону, где находились Кричтон и его дама, но никак не смог подойти и был вынужден остаться позади. В эту минуту веселые звуки музыки возвестили о начале танца, и шут мог только различить высокую величественную фигуру Кричтона, быстро кружившегося с королевой Наваррской в фигурах танца. Танцоры то и дело мелькали перед глазами Шико под быстрые такты музыки, которая ежеминутно становилась все стремительнее, пока наконец голова шута не закружилась подобно двигавшимся перед его глазами парам.
Вдруг музыка прекратилась.
— Теперь пора, — воскликнул Шико, собираясь кинуться вперед.
В эту минуту он был остановлен раздавшимся позади него голосом. Это был голос короля, сжимавшего в своих руках руку молодой девушки под маской. Генрих остановился, поравнявшись с ним.
— Иди за мной, шут, — прошептал он, — мне нужна твоя помощь. Мне необходимы для моего переодевания маска, домино и шляпа с перьями, непохожими на те, которые я обыкновенно ношу. Иди за мной.
— Минуту, государь…
— Ни одной секунды! Следуй за мной по пятам, я не хочу потерять тебя из виду. Пожалуйте, сударыня, — добавил Генрих, бросая торжествующий взгляд на свою спутницу, — вы сию минуту получите доказательство вероломства вашего любезного.
Шико не расслышал слов, но он видел, что девушка сильно дрожала, увлекаемая Генрихом.
'Проклятие! — воскликнул он мысленно. — Уйти теперь невозможно. Судьба Кричтона должна свершиться'.
МАРГАРИТА ВАЛУА
Маргарита Валуа, супруга Генриха Наваррского, впоследствии - Генриха Французского, в эпоху, нами описываемую, была в полном блеске своей несравненной красоты. Увлеченный ее начинавшими развиваться прелестями Ронсар провозгласил Маргариту на ее пятнадцатой весне прекрасной богиней.
Она считалась знаменитой красавицей даже во времена Марии Стюарт.
Глаза у Маргариты были большие, черные, ясные, страстные, томные, горевшие огнем Франции и страстью Италии. Никто не мог быустоять против их очарования. Что касается черт ее лица, то трудно передать их обаяние. Впечатление, производимое ее лицом, не зависело от отражавшегося в нем величия, хотя в этом отношении Маргарита очень походила на мать, точно так же, как оно не зависело от правильности черт, хотя в этом отношении Маргарита могла бы удовлетворить самого строгого судью. Главная прелесть ее лица заключалась в выражении, которое не зависит от очертания лица, но кажется солнечным лучом, оживляющим мрамор и дающим ему свет, жизнь и очарование.
Все обаяние Маргариты заключалось в этом выражении.
Некоторые, может быть слишком строгие, судьи находили, что стан Маргариты немного полон, но зато ее плечи были прелестнее плеч самой Гебы и могли бы своей красотой искупить излишек полноты, если бы даже и действительно полнота Маргариты была слишком велика, зато талия ее была так тонка, что ее мог бы охватить пояс Венеры.
Ее руки, настоящие руки Медичи, были малы и белы, и мы находим излишним объяснять читателю, каковы должны были быть ноги при таких руках, скажем только, что ножки Маргариты походили на ножки феи и верх ноги был точно такой же прекрасной формы, как и нижняя ее часть.
Мы едва решаемся попытаться изобразить ее костюм, такой же блестящий, как и ее красота. Мы боимся быть подавленными тяжестью его роскоши. Многочисленные бриллианты горели в ее черных косах. Унизанный жемчугом, ее лиф походил на серебристые латы. Золотая парча составляла материю ее платья, фасон которого был у нее совершенно особенный, так как известно, что она никогда не показывалась два раза в одном и том же платье. Как бы то ни было, она старалась сделать себя прекрасной, хотя нравилась и без малейших усилий с ее стороны и не могла не привести всех в очарование, когда желала этого. Ее прекрасную шею окружало ожерелье из камней; в одной руке, обтянутой перчаткой, она держала платок, обшитый золотыми кружевами, а в другой — довольно большой веер.
В отношении талантов Маргарита могла выдержать сравнение с самыми знаменитыми королевами, о которых говорит история. Одаренная природным красноречием своего деда Франциска I, она проявила в собственных мемуарах несомненные литературные способности, а ее ответ Краковскому епископу, написанный экспромтом на латинском языке, дает понятие о ее классическом образовании и доказывает, что она была достойна своего происхождения от той, от которой она унаследовала имя и государство — от любезной и добродетельной Маргариты Валуа, супруги Генриха д'Альбера, короля Наварры, создавшей 'Гектамерон' и 'Зеркало грешной души' и прозванной жемчужиной всех жемчужин.
Маргарита любила искусства и занималась поэзией, и если ее тетка могла похвастать дружбой Меланхтона и Климента Мора, то сама она была предметом восхищения и удивления Ронсара и Брантома, не считая целого полчища меньших светил поэзии. Но если она имела множество друзей, ее восхвалявших, то у нее было также много врагов и хулителей, и, чтобы удостовериться, с каким ожесточением
