Пока я занималась переговорами, с ребятами из отряда капитана у меня сложились хорошие отношения. Некоторые из группы в частных беседах сказали мне, что полностью со мной согласны, только никогда не подтвердят свои слова официально. И вообще их нельзя было фотографировать – или только с закрытым лицом.
Мы довольно долго находились у высоты, а после того, как я стала на нее регулярно подниматься, парни по моей просьбе начали учить меня всяким хитрым приемам. Капитан наши занятия никак не комментировал.
Я страдала из-за того, что он не смотрит на меня как на женщину. Правда, и как к назойливой мухе он тоже прекратил ко мне относиться. Но он все равно предпочел бы, чтобы ни я, ни попавшие в заложники англичане, ни кто-то еще из иностранных журналистов не встречались на его пути.
Освобожденные журналисты, оказавшись в Англии, еще увеличили мою популярность. Другие коллеги из разных СМИ лили бальзам мне на душу. Власти не могли не отреагировать – мне вручили орден.
Папа отказывался давать комментарии всем журналистам, со мной не разговаривал. Я ему тоже не звонила. Бабушка мною очень гордилась и интервью давала всем, кто только желал с нею разговаривать. Но она всегда не любила зятя.
Вскоре в Англию с официальным визитом пожаловал один американский сенатор и зашел в лондонский магазин моего отца, чтобы купить подарок жене. Отец вышел лично обслужить сенатора (при сенаторе находились журналисты с телекамерами, это же такая реклама фирме!). А сенатор взял да и спросил, не является ли папа родственником Бонни Тейлор. Папа вышвырнул сенатора на улицу, несмотря на телекамеры. Сенатор подал иск, требуя компенсацию за моральный ущерб. Папа тоже подал иск, в свою очередь требуя компенсацию за собственный моральный ущерб. Меня пригласили в суд в качестве свидетельницы. Наша и американская желтая пресса писала кипятком.
В результате и папа, и сенатор иски отозвали и дружно напились (как русские). Папа снова стал со мной общаться. Сенатор, с которым мы теперь большие друзья, сказал, что провел с моим родителем «работу». Только, по-моему, с папой нужно такую работу проводить регулярно.
Но именно после того случая с сенатором я поняла, что не зря рисковала. Я получила именно то, что хотела. Правда, к известности добавилась и незаживающая рана на сердце.
Ни один мужчина не мог сравниться с тем капитаном… Правильно сказал один великий русский: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Меня не интересовали предложения, поступавшие от самых разных мужчин. Среди них было много достойных, среди них были те, кто готов был носить меня на руках и осыпать бриллиантами… Но я всем отвечала отказом. Англичане решили, что я просто делаю карьеру. Для массы людей на Западе это понятно. Там никому не придет в голову спрашивать у моей бабушки: «А Бонни еще замуж не вышла?» и при отрицательном ответе изображать на лице сочувствие. Никому не придет в голову грустно вздыхать, глядя в спину тридцатилетней женщине, и говорить: «Да-а, никто замуж не берет уже!» Почему вздыхающие не понимают, что она не хочет иметь в доме какого-нибудь Васю или Артема? Что для нее лучше одной, чем с ними? Ведь многим людям на самом деле больше подходит одиночество. И многие не хотят переезжать в чужой дом. Зачем переезжать, если можно просто встречаться?
В Англии никто не считает ущербной успешную, обеспеченную, сделавшую себя женщину тридцати пяти лет только потому, что она не замужем. Англичанки не афишируют и не проявляют жертвенность, не делают из мужчин идолов, не дают им распоясаться и упиваться властью. Женщина не боится остаться одна. Я с радостью отмечаю, что и в крупных городах России от этого, пусть и с трудом, но начинают отходить. Правда, и у нас имеются отдельные гражданки, желающие воспользоваться услугами господина Бодряну для привлечения или возвращения мужчин. Однако среди них нет успешных англичанок и много эмигранток.
Глава 13
Конечно, я не стала делиться воспоминаниями с собравшимися за столом в особняке Сигизмунда Сигизмундовича. Им я представила официальную, укороченную версию моего пребывания в Чечне. Правда, Доброчинский с Бодряну все и так знали, да и остальные, за исключением двух юных дев, что-то слышали.
– Я где-то читала, будто чеченцы – классные любовники, – заявила Ленка и вопросительно посмотрела на меня.
– Наверное, потому, что не пьют, – тут же высказалась ее мать.
– И ни одна их женщина не обладает способностью определять степень опьянения мужа по повороту ключа в замке, – вставил Артем. – Каллиопа… ой, то есть Бонни… Клавдия Степановна много раз хвасталась этой своей способностью. Правда, муж ее лет пять как умер.
– Я тоже могу, – совершено серьезно заявила пышнотелая тетя Света.
– У нас очень многие женщины так могут, – добавила их с Клавдией Степановной подруга. – Бонни, вы можете это вставить в какую-нибудь статью о русских брачных традициях. Или о жизни в браке с русским.
– Скажите, а за англичанина замуж стоит выходить? – поинтересовалась брюнетка, находящаяся в постоянном поиске мужчины.
Я посоветовала за латиноамериканца.
– Нет, по бабам будет бегать, – уверенно заявила тетя Света.
– У них там все такие, – так же уверенно добавила ее спутница.
– Вот уж глубочайшее заблуждение, сложившееся, вероятно, благодаря сериалам. Причем не только в России, но и в Англии и США, – усмехнулась я.
И пояснила, что мальчиков в латиноамериканских странах с детства настраивают содержать семью. Это вдалбливается с ранних лет. Семьи там большие, поэтому мужья и отцы очень много работают. И есть еще один момент: латиноамериканский мужчина уверен, что должен доставить удовольствие женщине. Он может считать себя состоявшимся как мужчина и как личность, только если его женщина удовлетворена. Поэтому у него нет ни времени, ни сил, чтобы заводить любовницу.
Я знала, что говорю. У нескольких моих подруг бывали встречи с латиноамериканцами, осевшими в Англии. В других странах, конечно, ситуация несколько видоизменяется, но тем не менее во всех случаях
