– Ланка, иди сюда! Быстро!
– Держите тут ее, – бросила я Сашке с Веркой и понеслась на зов Лешки.
Его парни были вынуждены пристрелить двух «бабок», но и те оказались не промах: ранили трех Лешкиных подчиненных. К счастью, никого не убили. Парни же, поняв, что противницы не шутят, уже стреляли на поражение.
Меня попросили заняться ранеными. Бегло осмотрев всех троих, я сказала Лешке, что одного следовало бы побыстрее доставить к нашему общему знакомому хирургу Рубену Саркисовичу, у двух других ранения оказались несерьезными, правда, парни закатывали глазки, когда я ими занималась. После перевязки оба стали изображать из себя инвалидов. Я не решалась в таких условиях извлекать пулю из третьего, только сделала ему укол и попыталась остановить кровь. Лешка уже звонил по сотовому Рубену, запрашивая реанимационную бригаду: я сказала, что нужно сделать так, а не пытаться везти парня самим на имеющихся транспортных средствах. Правда, его тут же понесли в катер, чтобы доставить к особняку, к которому и была вызвана бригада.
Другие молодцы тем временем срывали с мертвых «старушек» маскарадные костюмы. Поскольку я оказывала медицинскую помощь в доме, где лежала одна из покойниц, то подошла поближе и тут же резко вдохнула воздух.
– Ты ее знаешь? – спросил Афганец.
– Верку позови, – вместо ответа попросила я. – Только Сашку одного не оставляйте с той. И ее тоже ведь перевязать надо.
– Не подохнет, – процедил один из парней Афганца, поворачиваясь к выходу.
Пришла не только Верка, в этот дом также привели и плененную нами «бабку».
– По-моему, это твоя знакомая, – сказала я подружке.
– Катька! Сука! – процедила Верка.
Эта была та самая Катька, которая искала Марину, когда мы большой компанией находились у нее в квартире. Кстати, цветы-то я сегодня там не полила…
Верка тем временем рассказывала мужчинам, кем была Катька. Плененная «бабка» молча слушала. Я заметила, что у нее побелело лицо, а рукав старого старушечьего платья набух от крови. Если ею не заняться в самое ближайшее время, она, по крайней мере, лишится чувств.
Но также следовало и не забывать об обороне. Однако Лешка помнил о ней не хуже меня и уж выставил посты: на тот случай, если амазонки вдруг появятся из-под земли (чего вполне можно было ожидать) или принесутся из леса. Более того, продолжалось обследование домов, но никакого лаза никто пока не нашел.
– Ну, милашка! – посмотрел Лешка на пойманную амазонку, с которой уже сорвали не только парик, но и платье, под которым скрывалась очень неплохая фигура. Судя по ней (на лице так пока и оставались «морщины»: состав, которым стягивали кожу, водой не смыть), девушке было лет двадцать пять и детей она не рожала. – Давай колись. Где остальные ваши?
Девушка разразилась таким потоком брани, что даже у Афганца на лице мелькнуло удивление. Я тоже в жизни не слыхала настолько изысканных композиций, хотя с кем меня только не сталкивала жизнь… Интересно, где девушка могла научиться такому?
Как оказалось, у присутствующих мужчин возник тот же вопрос. Свое мнение высказала Верка, ткнув пальцем в убитую Катерину и напомнив, чем та занималась при жизни.
– А ты сама кто? – повернулась девица к Верке и теперь уже поливала ее площадной бранью. Но Верка в долгу не оставалась. Мужчины стояли с открытыми ртами.
Затем моя подружка резко замолчала (хотя ее противница продолжала выдавать что-то витиеватое, причем каждый раз новое) и с самым невозмутимым видом повернулась к Афганцу (или Верке просто пар нужно было выпустить? Энергия-то у нее обычно через край бьет, как, впрочем, и у меня). Подружка сообщила Лешке, что девушка, по всей вероятности, какое-то время работала на вокзале (возможно, начала школьницей), затем, скорее всего, – продавщицей в одном из занюханных ларьков (скорее всего – тоже вокзальных), где также обслуживала хозяев-азеров, носильщиков, проводников и всю кодлу, тусующуюся на вокзалах. К этому выводу Верка пришла, послушав, каким словарным запасом владеет пленница. Сообщив о результатах своих умозаключений, Верка прочитала нам всем лекцию о влиянии места работы и состава клиентов проститутки на ее речь. «Да ей научные книги по филологии писать надо, – подумала я, – или вообще диссертацию».
– А тут она чего делала? – спросил Афганец, теперь обращаясь к Верке.
– Ну, шкура, – прошипела Верка, приближаясь к пленнице, которую у стены держали два парня.
Но та уже явно выдохлась, а если учесть потерю крови, затраченные на перепалку силы… Девушка обвисла в руках парней.
– Лана! – повернулся ко мне отец-командир.
Вот ведь мужики: все хотят делать женскими руками. Но не получится.
– Неси ведро воды, – сказала я ближайшему парню.
– Откуда? – спросил он.
– Да хоть в реке зачерпни.
После того как ее окатили водой с ног до головы, девушка очухалась. Парни, уже осмотревшие ее тело и узнавшие про прошлый род ее занятий, высказывали пожелания девицей попользоваться. Я же заметила, что, если ее хотят допросить и использовать не как труп (из присутствующих ни у кого нет склонности к некрофилии?), следует оказать ей медицинскую помощь, чем я и занялась. Слава богу, индивидуальные пакеты с собой были у всех: Афганец настаивал, чтобы его люди с ними не расставались. Но, по-моему, девушку тоже следовало отвезти к Рубену Саркисовичу, хотя, как я подозревала, никто этого делать не собирался.
– А теперь выйдите отсюда, – сказал Лешка мне, Верке и Сашке.
Я решила не спорить: мне не хотелось присутствовать при том, что Афганец и его люди намеревались делать с девицей. Хотя, если подумать, что она и ее подруги (или кто они там) сделали с несчастным Кареном Мовсесяном, неизвестным нам С.В., Витей и еще бессчетным количеством людей… И вообще, что они делали?! И почему здесь находится Лешка? Почему он лично сюда примчался? Искать двух своих рядовых бойцов? Он, конечно, беспокоится за своих людей, но у него что, дел мало? У него же около двух тысяч подчиненных разного уровня и специализации. Если он будет искать каждого лично… И еще эти лещи. Андрей Евгеньевич, тоже бывший афганец, – Лешкин приятель. Его видеокамеры записывали все, что делается на берегу озера. Зачем?! Так уж он берег лещей от деревенских? Что-то не верится… Так какой же тут интерес у милого друга Лешеньки? И в какую историю мы все-таки влезли на этот раз?
Мы втроем вернулись к реке, у берега снова стоял катер, в котором сидели трое парней Афганца, доставивших раненых в особняк, из которого мы отправлялись в плавание. Но теперь с нами не было Вовчика…
– Мам, как ты думаешь, амазонки еще здесь?
– Понятия не имею, Саша. Надеюсь, дядя Леша вытянет что-то из нашей пленницы. Если не скажет сейчас, – я кивнула назад на дом, – всегда же можно использовать «сыворотку правды». Так что в самом скором времени мы все узнаем.
Но я ошиблась. Мы не узнали ничего. Амазонки или кто они там не исключали пленения и специально подготовились к такому развитию событий. По всей вероятности, поняв, что ничего хорошего ее в руках Афганца и его людей не ждет, девица раскусила ампулу с ядом, вставленную в один из ее зубов. Подобные ампулы оказались и у двух убитых.
Услышав об этом, Сашка тут же спросил у меня, как человек вообще соглашается иметь такую ампулу во рту. Ведь ее же можно раскусить случайно?
– Нет, Саша, – ответила я. – Случайно ты ее не раскусишь. Как правило, ампула закрывается специальной коронкой и чтобы добраться до ампулы, нужно коронку снять. Бывает, такие ампулы вшивают в воротник, в лацкан пиджака, еще куда-то… Но тогда их нужно каждый раз переносить в новую одежду. В зубе удобнее.
Как нам сказали, девица притворилась, что ее тошнит, и поднесла руки к лицу. Тут были виноваты мы с Сашкой и Веркой: мы скрепили их наручниками спереди, когда набросились на девицу, не удосужившись завести назад. Мы хотели побыстрее надеть на нее наручники. Потом люди Афганца не стали ничего менять,
