Пусть троянки, плененные нами, и денно и нощно Плачут дотоле над телом твоим и перси терзают». С сими словами друзьям повелел Ахиллес благородный, Чистой водою огромный котел треножный наполнив, Прах с запекшейся кровию смыть с Патроклова тела. Ставят треножник на яркий огонь, и шумящей струею Льется в него ключевая вода и хворост бросают В пламя: оно обхватило котел, и вода закипела В медном звенящем сосуде. Омытое теплою влагой, Тело умаслили тучным елеем; потом, ароматной Девятилетнею мазью наполнивши раны, простерли Тихо его на одре и, покрыв полотном драгоценным, Купно и тело и ложе блестящею тканью одели. Эос младая в одежде багряной, бессмертным и смертным День приносящая, встала из вод Океана. Фетида С дивной, Ифестом ей данной бронею пришла к Ахиллесу; Он распростертый лежал над бездушным Патроклом и громко Плакал; окрест мирмидоняне в мрачном молчанье сидели. Тихо меж ними прошла среброногая матерь богиня К сыну и, за руку взявши его, умиленно сказала: «Сын мой, оставим покоиться мертвого, сколько б о нем мы В сердце своем ни крушились: он силой бессмертных постигнут. Я принесла невредимую броню от бога Ифеста, Чудо красы: ни на ком из людей не бывало подобной». Так сказав, положила Фетида к ногам Ахиллеса Броню; громкий оружие звук издало: мирмидонян Ужас проникнул: взглянуть не посмел ни единый богине Прямо в лице, и все трепетали. Но гневом сильнейшим, Броню узря, закипел Ахиллес; глаза засверкали Искрами, вспыхнув под тенью ресниц, как ужасное пламя; Жадной рукою он броню схватил и, даром чудесным Бога Ифеста плененный, им стал любоваться; но скоро Снова сделался мрачен; потом, обратяся к Фетиде, «Матерь, — сказал он, — оружие дивно твое, и немедля Выйду я в битву. Но сердце мое неспокойно; он будет Здесь бездыханный лежать; насекомые жадные могут В раны влететь, в них червь поселится и может гниенье, В тело проникнувши, образ его опозорить прекрасный». «Будь, мой возлюбленный сын, беззаботен, — сказала Фетида, — С ним неразлучная, стану сама разгонять насекомых, Жадно снедающих тело убитого мужа; хотя бы Медленный года над ним совершился полет, я нетленным Тело его сохраню, и еще он прекраснее будет». С сими словами она проливает на раны Патрокла Сок благовонный амврозии с нектаром светло-пурпурным. Берегом моря поспешно потек Ахиллес благородный; На голос звучный его собралися ахейцы. Прискорбно Руку он подал Атриду, и был примирительной жертвой Поздний меж ними союз утвержден. Агамемнон могучий Дал повеленье дары отнести к Ахиллесу. Немедля Царь Одиссей с сыновьями почтенного Нестора, с славным Сыном Филия Мегитом, с Фоантом и с ними Креонов Сын Ликомед, Мерион, Меланипп к Агамемнону в ставку Идут и, выбрав семь драгоценных треножников, двадцать Светлых сосудов, двенадцать коней и семь рукодельных Пленниц с осьмой Бризеидой, отходят в шатер Ахиллесов, Царь Одиссей впереди с десятью талантами злата. Все потом, окружив Ахиллеса, его приглашают С ними обед разделить: но, тяжко вздохнув, отвечал он: «О друзья! умоляю вас, если хоть мало я дорог Вашему сердцу, не требуйте ныне, чтоб я насладился Вашею пищею: горе всю душу мою раздирает. Нет, не коснусь ни к чему до самыя поздния ночи». Все полководцы простились тогда с Ахиллесом; остались Оба Атрида, Идоменей, Одиссей благородный, Нестор и старец Феникс. Прояснить омраченную душу Друга старались они разговором веселым; но тщетно. Сумрачен был он, лишь битвы единой алкал, непрестанно Думал о мертвом, об нем лишь одном говорил непрестанно: «О, сколь часто бывало, что сам ты заботливо, бедный, В ставку мою прибегал с подкрепительной утренней пищей, Мне возвещая, что войско ахеян шатры покидало, Снова с троянами в битву готовое выйти: а ныне Здесь ты лежишь, бездыханный! Не может мое услаждаться Сердце ни пищей, ни сладким вином без тебя. Я толь сильным Не был бы горем сражен, и услышав о смерти Пелея, Льющего слезы во Фтии своей обо мне отдаленном, Бьющемся в чуждом краю за обиду Елены презренной, Ни же печальную весть получивши о сыне, в Скиросе Мне расцветающем, богоподобном Неоптолеме, Если он жив! — Я доныне всегда упованием тайным Сердце свое утешал, что погибну один, разлученный С славным конями Аргосом, в Троянской земле, что, в пределы Фтии родной возвратяся, ты сам в кораблях белокрылых Сына в Скиросе возьмешь и ему покажешь в отчизне Все богатства мои, рабов и царевы чертоги. Чувствовал я, что тогда уж Пелей иль в земле, бездыханный, Будет лежать, иль, может быть, грустно свой век доживая, Будет согбен от печали и лет, все боясь, что от Трои Вестник придет и скажет ему: «Ахиллеса не стало». Так говорил он и плакал. Сидевшие с ним воздыхали, Каждый о том помышляя, что в доме далеком оставил. Взор сострадательный с неба Зевес на печальных склонивши, Быстро к богине Палладе крылатую речь обращает: «Или, Паллада, покинут тобой Ахиллес благородный?
