Видишь, как он на брегу, у своих кораблей черногрудых, Плача о мертвом Патрокле, сидит одинокий. Другие Утренней пищей себя подкрепляют; но он не приемлет Пищи. Лети ж и во грудь Ахиллесу амврозии сладкой С нектаром влей, чтоб от голода сил он своих не утратил». Так Зевес говорил, упреждая желанье Афины. Быстро она — как орел с необъятными крыльями, с звонким Криком — к шатрам полетела с небес. Уж ахейцы толпились, В бой ополчаясь. Во грудь Ахиллеса амврозии сладкой С нектаром тайно Афина влила, чтоб от голода силы Он не утратил, и снова потом возвратилась в обитель Зевса. Ахейцы волнами текли, корабли покидая. Словно как частый, клоками сыплющий снег, уносимый Северным, быстро эфир проясняющим ветром, из ставок Сыпались шлемы бесчисленны, рой за сверкающим роем, Круто согбенные латы, из ясеня твердого копья, С острою бляхой щиты; до небес восходило сиянье; В блеске оружий смеялась земля; под ногами бегущих Берег гремел. Посреди их броней Ахиллес облекался. Зубы его скрежетали, и очи, как быстрое пламя, Рдели, сверкая; но сердце его нестерпимой печалью Было наполнено. Злобой кипя, на троян разъяренный, Взял он доспехи, чудесное бога Ифеста созданье; Голени в светлые, гладкие поножи прежде облекши, Каждую пряжкой серебряной туго стянул он; огромным Панцирем мощную грудь обложил; на плечо драгоценный Меч с рукоятью серебряной, с лезвием медным повесил. После надел необъятный, тяжкий, блеском подобный Полному месяцу щит: как далекий маяк мореходцам Светит во мгле, пламенея один на вершине утеса — Буря же вдаль от друзей их несет по шумящему морю — Так лучезарно светился божественный щит Ахиллесов, Чудо искусства. Потом на главу он надвинул тяжелый Гривистый шлем; он сиял, как звезда, и густым златовласым Конским хвостом был украшен на нем воздымавшийся гребень. Броней одеянный, силу свою Ахиллес испытует: Двигался в ней он свободно, и члены обнявшая броня Легче казалася крыл и как будто его подымала. Тут он отцово копье из ковчега прекрасного вынул, Тяжкоогромное — в сонме ахеян его ни единый Двинуть не мог, но легко им играла рука Ахиллеса: Ясень могучий с гордой главы Пелиона срубивши, Создал Хирон то копье для Пелея, врагам на погибель. Автомедон и Алким на коней возложили поспешно Светлую сбрую и удила силой втеснили им в зубы; Туго потом натянувши бразды, впереди колесницы Их укрепили. Автомедон в колесницу с блестящим Прянул бичом. Ахиллес, изготовясь в кровавую битву, Стал позади, как Гелиос дивной бронею сияя. Тут громогласно к Пелеевым бодрым коням он воскликнул: «Ксанф и Валий, славные дети Подарги, вернее, Добрые кони, вы ныне правителю вашему будьте; Сытого боем его к кораблям возвратите; не мертвым В поле оставьте, подобно Патроклу». На то легконогий, Дышащий пламенем Ксанф отвечал, до копыт наклонивши Гордую голову — пышная грива упала на землю; Ира лилейной рукой разрешила язык — он промолвил: «Так, мы живого еще тебя принесем, сын Пелеев; Но предназначенный день твой уж близко. Не нашей Волей, но силою бога и строгой судьбой то свершилось; Нет, не мы замедленьем своим и безвременной ленью Дали троянам похитить Патроклову крепкую броню; Сын густовласыя Литы, бог неизбежный постигнул В битве его и Гектора честью победы украсил. Пусть на бегу мы полет опреждаем Зефира, из легких Ветров легчайшего веяньем крыл благовонных — но ведай: Ты от могучего бога и смертного мужа погибнешь». Он сказал, и язык обезмолвила сила Эринний. Сумрачен ликом, ему отвечал Ахиллес быстроногий: «Ксанф, для чего бесполезно мне смерть прорицаешь? И сам я Знаю, что мне, далеко от отца и от матери, должно Здесь по закону судьбы умереть. Но я все не престану Биться и мучить троян ненасытною битвой». Звучно он крикнул, и с топотом громким помчалися кони; Следом за ним из заград побежали ахейцы. Трояне Ждали их в поле, густыми толпами построясь на холме. Вечный Зевес с многоглавой вершины Олимпа Фемиду Всех богов пригласить на совет посылает. Богиня Им повелела собраться в обителях неба. Предстали Все, и самые боги потоков и в тенистых рощах, В темных долинах, в источниках тайных живущие нимфы; Древний один Океан не явился. В чертогах, Ифестом Созданных с дивным искусством по воле Зевеса, на тронах Боги сидели кругом Громовержца. Призванью Фемиды Сам Посидон покорился. Он вышел из вод и с другими Сел на совет. Наконец вопросил он владыку Зевеса: «Бог громоносный, зачем ты призвал нас в чертоги Олимпа? Или решить замышляешь ты участь троян и ахеян, Вышедших в поле и снова исполненных яростью битвы?» В тучах гремящий Зевес, отвечая, сказал Посидону: «Бог, колебатель земли, ты мои помышления знаешь, Знаешь, о чем сей совет. И о гибнущих ум мой печется. Здесь я буду сидеть, на скале высочайшей Олимпа, Зрелищем боя себя услаждая. Но вам позволяю К войскам троян и ахеян идти, и можете помощь Той стороне подавать, на которую склонит вас сердце. Если один Ахиллес нападет на троян — ни мгновенья В поле они не подержатся против Пелидовой силы; Трепет их всех поразил при едином его появленье.
