летать.
— Ну, так, положим, никто не считает. А прав-то все же Истомин.
Сливко не ответил. Поправив оранжевый галстук, он спросил у Одинцова:
— Что, старик, в госпитале товарищ Молоканова? Она, я слышал, просила достать ей философский словарь.
Инженер улыбнулся одними глазами, и мне стало все ясно. Сливко искал встречи с Людмилой! Ну, я от Людмилы не отступлюсь!
Я сидел теперь как на иголках. К летнему кинотеатру, где мы с Люсей условились встретиться, пришел на час раньше.
Чтобы убить время, я несколько раз принимался читать с трудом добытый для Люси философский словарь.
Еще никогда время не тянулось так медленно. Я пытался думать о чем-нибудь постороннем, но мысли всякий раз, словно по кругу, возвращались к Людмиле.
Наши отношения нельзя было назвать определившимися. Встречались мы редко, урывками: она была всегда занята, писала научные статьи, готовила диссертацию. Мне все казалось, что Люсю мало что связывает со мной. Стоит только подняться непогоде — и связь эта порвется, мы разойдемся в разные стороны.
Эти мысли приводили меня в отчаяние. Я бросал занятия и бежал в научную библиотеку, где по вечерам занималась Людмила. Встретившись с ней, я успокаивался. Но ненадолго. Люся была очень красива. Когда мы бывали вместе, мне казалось, что все молодые люди смотрят на меня с завистью. Но никто не завидовал Люсе. Самый заурядный парень. Могла ли она меня полюбить!
В мечтах я часто видел ее своей женой. Представлялось, как я возвращаюсь с работы и Люся, открыв дверь, поднимается на цыпочки, чтобы меня поцеловать.
— Устал, милый? — спрашивает она и нежно проводит прохладной ладошкой по моему лбу.
Мы пьем чай, делимся новостями. Потом я подхожу к карте:
— Может быть, полетаем?
— Хорошо, давай, — отвечает Люся словами жены капитана Гастелло и идет к карте, чтобы проверить меня. Я закрываю глаза и начинаю называть пункт за пунктом от своего аэродрома до места боевых действий.
И я называю пункты уже наяву, часто спотыкаюсь, начинаю вспоминать, а не вспомнив, бросаюсь к разложенной на полу карте.
Как-то поздно вечером мы стояли с Людмилой у ворот ее дома.
— Учтите, это последний трамвай, — сказала она, когда за поворотом послышалось скрежетанье колес.
— Хорошо, на него я и сяду.
Вот уже трамвай лениво лязгнул и тронулся.
— Догоню, — сказал я Людмиле с позаимствованным у Сливко хладнокровием.
И я помчался. Меня гнало вперед желание не осрамиться перед девушкой. В ушах еще звенели ее слова: «Сумасшедший. Я запрещаю! Вам все равно не догнать!» Я напряг все силы и схватился за поручни. Вряд ли еще когда приходилось кондуктору видеть нарушителя порядка, который бы с таким счастливым лицом выслушивал замечание. Но как мне на другой день попало от Людмилы! Она даже отказалась идти со мной в кино.
— Вы ведете себя, Алексей, как мальчишка-хулиган. Или хотите серьезно поссориться? — Ее лицо приобрело новое для меня, жесткое выражение.
После этого случая Люся стала относиться ко мне хуже. Я хотел вырасти в ее глазах, а вышло наоборот. Она смотрела теперь «на меня как на мальчишку, с чуть покровительственной усмешкой.
— Извините, я опоздала, — сказала Люся, подавая мне руку. — Так сложились обстоятельства. — Она перевела дыхание.
— Я боялся, вы не придете, — я почувствовал, что улыбаюсь во всю ширь. — Между прочим, принес вам словарь.
Люся быстро взглянула на меня и усмехнулась:
— Вот здорово! Спасибо. — Она сунула словарь в бумажный сверток.
— Разрешите, буду вашим оруженосцем. — Я отобрал сверток и взял ее под руку. — Вы и так устали. Отдохните.
В глазах у Люси засветились веселые искорки. Голубые, они будто вобрали часть цветов с платья и сделались очень красивыми.
— Пустяки! Как можно говорить об усталости в такой вечер. Лучше побродим.
Мы прошли оживленные улицы и оказались на полутемной набережной. Река будто спала, и тихое всплескивание волн, набегавших на камни, было ее дыханием. Небо усыпали голубые звезды.
— Какое раздолье! — Людмила прижала руки к груди. — Правда, красиво?
— Очень.
Мы остановились, запрокинув головы.
— Раньше думали, что с рождением человека появляется новая звезда. Погаснет звезда — и «е станет человека.
— Давайте найдем свои звезды, — сказала Люся шаловливо.
— Давайте. На память об этом вечере. Придерживая рукой, светлую шапочку, она закрутилась на каблуках.
— Я уже! — она указала на яркую точку ниже созвездия Большой Медведицы.
— Это Спика из созвездия Девы. Созвездие это — символ уборки урожая. Уборка считалась у древних женским трудом.
— Созвездие Девы, — задумчиво промолвила Люся. — Какое поэтическое название. Ну, а что же вы так долго ищете? Советую вам взять вон ту красивую синюю звезду. — Она показала рукой на другой конец неба.
— Ой нет, это слишком далеко от вас! Мне бы хотелось быть рядом, вот как мы сейчас.
Люся скосила на меня потемневшие блестящие глаза и отстранилась, высвободив пальцы из моей руки.
— Ищите! — сказала она с нетерпением.
— Что ж, ближе Арктура из созвездия Волопаса нет красивых звезд, — сказал я не без рисовки. — Между нашими судьбами расстояние в «несколько миллионов световых лет.
— Что это такое — световой год?
Я еще в школе увлекался астрономией, мечтал о космических путешествиях и даже делал чертежи одноступенчатых и многоступенчатых ракет для полета на Луну. Полеты в космос и сейчас были моей большой мечтой.
Я стал объяснять Люсе, чем отличается обычный земной год от светового.
— Но знаете, Люся, расстояние между нашими звездами люди когда-нибудь будут преодолевать за время, которое требуется сейчас, чтобы долететь до Владивостока. — И неожиданно для себя я рассказал ей о своей мечте. Наверно, говорил я и наивно, и длинно, но, увлекшись, не замечал этого.
— О, да вы поэт! — голос Люси звучал насмешливо. — Что же, прилетайте в гости на мою звезду.
— Нет, мы выберем одну звезду.
— Боюсь, нам будет тесно. У меня тяжелый характер.
— А у меня легкий. Вот и будем дополнять один другого. Говорите скорее, согласны?
— Ну, вы действительно поэт… и фантазер, — сказала Люся, тряхнув головой. — Давайте уж вернемся на грешную землю!
Отвернувшись, она стала смотреть на темную реку. Шлепая плицами по воде, шел пароход. Мерно и тяжело ухала машина, плескались волны о берег.
Проводив глазами одинокий сигнальный огонек на мачте, мы пошли в центр города. Люся все смотрела на разукрашенные здания, а я смотрел на Люсю. В своем легком васильковом платьице она была словно былинка — тоненькая, невесомая.
