мнение.
– Мрррр, – авторитетно подтвердил Шива.
Не в моих правилах отказывать работодателю в столь важных вещах, даже в четыре часа утра, а потому я молча села на диван и снова раскрыла серебристый компьютер Козакова.
И не думайте, что я не заметила: он не решился обратиться со своей просьбой ни к Кате номер три, ни к улыбчивой Лии. Хотя нельзя исключать возможности того, что он просто не считал их мнение беспристрастным.
Главка, набранная на компьютере Козакова, называлась «Домик в деревне».
«Я пишу эту книгу зимой, в маленьком деревенском домике. На много километров вокруг нет ни одной живой души. Я не взял с собой телефона для связи с внешним миром, у меня нет ни телевизора, ни радио, и я понятия не имею о том, что происходит с другими. Один раз в неделю ко мне приезжает машина, которая привозит все необходимое, но я не разговариваю с водителем. Он ставит к моей двери сумку и забирает со ступеней список того, что мне понадобится в следующий раз. Когда я уехал в самый разгар морозов, мои друзья недоумевали: зачем? Но иначе было нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся среди разговоров и светской жизни… Иногда по утрам я с трудом открываю дверь: слишком много снега выпадает за ночь. Иногда температура опускается так низко, что отопление не справляется, и я надеваю на себя всю одежду, которую я взял с собой, но все равно мерзну. И все же иначе нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся в комфорте».
Наверняка этот разворот в книге будет украшен изображением маленького заснеженного домика с елками у забора и дымом из трубы. Красота, да и только.
Я подняла глаза на Козакова, который удобно сидел в кресле, положив ногу на ногу. Хотя отопительный сезон в Москве еще не начался, в его квартире было тепло и уютно: хорошая система кондиционирования отлично выполняла свою задачу. Пока я читала первые строки, мистик успел выйти на кухню и вернуться с чашками и чайником, и теперь колдовал над маленьким столиком, изображая ночную чайную церемонию. Шива внимательно следил за ним своими янтарными глазами, как будто все происходящее касалось его самым непосредственным образом и он тоже был не против выпить хорошего чаю.
А может быть, внимание зверя привлекал шелковый халат хозяина, разрисованный золотистыми иероглифами, которые сверкали и переливались на свету.
«В первую ночь я несколько часов ворочался в кровати, не в силах понять, какой назойливый звук мешает мне уснуть. И только под утро понял, что этот звук – тишина, такая непривычная для городского жителя. Нет ни машин, ни трамваев, ни случайных прохожих, ни птиц, ни собак, ни даже звука капели. Эта тишина звенела в моих ушах, привыкших к шуму, и мешала уснуть. Мы так привыкли ко всему ненужному, что уже не умеем обходиться без суеты. И я не исключение…»
– Анжелика, вы будете пить чай? – спросил Козаков. – Берите скорее вашу чашку, а то чай остынет и вкус уже будет не тот.
Мистик разложил на столике груши, орехи и даже выставил две тарелки с разными сортами халвы.
Он взял горсть орехов и устало улыбнулся.
– Прошу вас, Анжелика, чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь. Может, хотите выпить что-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо, – ответила я и сделала глоток из чашки.
– Ну, как знаете.
«В первые дни я совершенно не мог писать. Я сидел здесь один, молча смотрел, как снег ложится на землю, а моя голова буквально раскалывалась от воспоминаний. Они наскакивали друг на друга, сталкивались, перемешивались и, казалось, хотели свести меня с ума. А когда я наконец засыпал, воспоминания возвращались в виде пугающих ярких сновидений…»
Козаков разлегся на диване и так радостно откусил грушу, что сок брызнул во все стороны, попав даже на монитор компьютера. Я молча достала из сумки салфетку и вытерла ноутбук.
«Через неделю после заселения ко мне в первый раз должна была приехать машина с продуктами, и я уже думал о том, что нужно отсюда убираться. Я не мог ничего писать, и во всем этом не было никакого смысла. Но на шестой день мой мозг как будто избавился от всего лишнего, и я наконец-то понял, зачем я здесь…»
Когда я дочитала до этих слов, Козаков как раз успел доесть грушу и поднялся с дивана. Из кармана шелкового халата он достал маленький стеклянный пузырек и высыпал на ладонь несколько гранул крайне подозрительного серого цвета.
– Хотите? – спросил он меня. – Я знаю, что не хотите. И не надо смотреть на меня так осуждающе!
Это было уже слишком. Я аккуратно закрыла компьютер и положила его рядом с собой на широкую ручку кресла.
– Что такое, Анжелика? – озабоченно произнес мистик. – Вам не нравится?
– Мне нравится, – ответила я. – И я с вами согласна: такие книги, как эта, не пишутся в комфорте, при влиянии лишнего шума и ненужных событий.
Козаков улыбнулся, и одновременно с этим его левая бровь иронично изогнулась.
– Вас смущает несоответствие антуража? – спросил Козаков, проглотил свои подозрительные гранулы, довольно причмокнул и спрятал пузырек в карман. – Но разве это важно? Разве важно, где и как я пишу эту книгу, если я ее все-таки пишу?
Мистик снова наполнил маленькую чашечку ароматным чаем и протянул ее мне. Когда я сделала глоток, он продолжил:
– Иногда мне кажется, что вам стоило родиться лет на тридцать раньше и быть пионеркой. Вы слишком прямолинейны! У вас все только черное и белое, никаких полутонов. Красная Шапочка – хорошая, Волк – плохой, да?
– Понятия не имею, с чего вы это взяли. Я просто стараюсь быть честной, Алексей…
– Честной?! – Он встал напротив меня, скрестив руки на груди. – И что же вы вкладываете в это понятие? Неужели соответствие внутреннего и внешнего? Может быть, вы сейчас будете мне доказывать, что я не прав? Может, вы думаете, что мне нужно было наплевать на все сроки, дождаться зимы, уехать в глушь и мерзнуть там пару месяцев, чтобы написать то, что я прекрасно могу написать и здесь?! Вы это будете мне доказывать?
Его лицо покраснело, а маленькие морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна, проявились сильнее обычного. Мистик был не прав: я не собиралась ничего доказывать.
Я молча допила чай и поставила чашку на стол.
– Знаете что, Алексей? – как можно спокойнее сказала я. – Вы мешаете мне сосредоточиться. Так что я лучше поеду домой и почитаю там, а потом сразу же вам перезвоню. Всего доброго.
– Как вам будет угодно, – холодно произнес Козаков и скрестил руки на груди.
– М-я-я, – неодобрительно высказался Шива.
Они оба проводили меня до дверей, причем кот обвивался вокруг моих ног, пытаясь изобразить нечто, похожее на цирковой номер.
Когда я надела сапоги и пальто, зазвенел домофон:
– Вы заказывали пиццу? – спросил хриплый мужской голос.
– Конечно, – отозвался Козаков, при этом морда у кота стала настолько хитрой, как будто инициатором заказа пиццы был именно он.
Козаков подмигнул коту, внимательно заглянул мне в глаза и смущенно улыбнулся:
– Ну что вы хотите, Анжелика? Я всего лишь живой человек. И Шива, представьте себе, с удовольствием ест пиццу с грибами…
Откровенно говоря, он был прав. Мы всего лишь живые люди, и к тому же Шива… Словом, вряд ли такая, как я, могла осуждать их обоих. Я поплотнее закуталась в шарф, и тут женский голос у меня за спиной произнес:
– До свидания, Анжелика. Спокойной ночи.
Мы с Козаковым обернулись одновременно. В дверях его спальни стояла Лия, завернутая в ярко-
