«– Вы знаете, что ждет каждого из вас после смерти? – спросил Доктор и внимательно посмотрел на каждого из своих учеников.
Разумеется, они знали.
– Рай! – радостно воскликнул один.
– Ад, – мрачно констатировал другой.
– Переселеееение дуууууш, – протянул третий.
– Довольно! Есть очень много вариантов, – прервал их Доктор. – Но вы знаете, от чего все зависит?
Разумеется, они знали и это.
– От наших поступков! – крикнул один ученик.
– От помыслов, – предположил другой.
– От кармы, – заявил третий.
– Довольно! – снова прервал их Доктор, у которого было неважное настроение. – Ни черта вы не знаете… Но я вам, так уж и быть, расскажу. После смерти вы попадете на суд. Тот, кто все это придумал, заглянет в ваши дурацкие глаза и за одну секунду увидит все – и ваши поступки, и помыслы, и карму, будь она неладна… Он увидит много хорошего и плохого тоже достаточно, так у всех бывает, и ничего тут не попишешь. Когда чаши весов остановятся в равновесии (а они почти у всех именно так останавливаются, можете мне поверить), тот, кто все это придумал, спросит: „Есть ли в этом мире женщина, которая согласна замолвить за него слово?“ И если найдется такая, чаша весов, на которой написано „хорошо“, опустится вниз, а Врата Мира со скрипом распахнутся. А если такой женщины не будет, старик кивнет в сторону лодки, которая поплывет по вонючей воде к подножью горы, и дальше сквозь пещеры неизвестно куда. И тут я уже вам не завидую».
Я закрыла книгу и погасила свет. На мой взгляд, женщины, рожденные привлекать, слишком часто меняют свое мнение, чтобы можно было на них полагаться в вопросах жизни и смерти. Но знаменитый мистик наверняка гораздо больше меня знал о женщинах и о том, что ими движет.
Я легла на диван и укрылась пледом. В гостиной Козакова не было плотных штор, а потому я не могла закрыться от мутного света фонарей и городского шума. По потолку скользили причудливые тени, превращаясь то в невиданных животных, то в дороги, ведущие далеко-далеко. Но ни тени, ни жесткий диван, ни мысль о женщине, которая замолвит слово за знаменитого мистика, не помешали мне заснуть очень быстро.
Я проснулась от того, что теплая рука легла мне на лоб.
Козаков сидел на полу у дивана и внимательно разглядывал мое лицо.
– Как вам спалось в моем доме, Анжелика? – спросил он.
Его голос снова был мягким и бархатным, он вил коконы, а может быть, и заманивал в суп. Я бы никогда не поверила, что всего несколько часов назад он лежал в своей спальне не в силах пошевелиться, если бы не видела этого собственными глазами.
– Мне спалось хорошо, – ответила я. Козаков не двигался с места и даже не думал убирать руку с моего лба. В этот момент на другом конце дивана зашевелился Шива и недовольно спрыгнул на пол, выгнув белую спину дугой.
– Что? Шива спал здесь вместе с вами? – поднял бровь знаменитый мистик. – С ума сойти можно. Как вы его заманили?
– Никак, – я пожала плечами. – Он сам пришел…
– Кстати, это самый действенный метод – дождаться, чтобы он пришел сам. Работает с мужчинами, женщинами и даже с котами! – задумчиво проговорил мистик, а затем нежнейшим голосом продолжил: – Спасибо вам за то, что вы вчера сделали, Анжелика. Чем мне вас отблагодарить? Хотите массаж?
– Массаж?
– Ну да. Вы лежите здесь на узком диване. Наверняка вам было неудобно, хотя вы и не признаетесь. Я хочу сделать для вас что-нибудь приятное, но понятия не имею, чем вам угодить.
Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы рассмеялась ему в лицо. Разумеется, угодить женщине, рожденной привлекать, было бы значительно проще! Но конечно же вслух я не сказала ничего подобного.
– Вы слишком закрыты, Анжелика. Нельзя же все время жить с таким каменным лицом, честное слово.
Наверное, я могла бы ему возразить. Могла бы сказать, что лицо, данное мне при рождении, не располагает к жизненным удовольствиям. Даже наоборот, оно само по себе закрывает меня от всего мира, и возможно, у того, кто все это придумал, были на мой счет особенные планы. И если бы знаменитый мистик дал себе труд задуматься об этом, то эти планы стали бы ему ясны без всяких объяснений.
Но он не дал себе такого труда.
Вместо этого он дотронулся до моих волос. Его пальцы заскользили нежно и уверенно, они перебирали прядь за прядью, нажимали на какие-то точки и разливали по моему телу тепло. Таким, как я, недоступны удовольствия, которые нельзя купить за деньги, и я прекрасно понимала: вряд ли кто-то еще в этой жизни дотронется до меня так же. А пальцы знаменитого мистика, как и его бархатный голос, умели вить коконы и хранить от непогоды. И казалось, что каждым своим прикосновением он делает меня немного краше – что мои волосы блестят и вьются кольцами, что начинает светиться радостью лицо… Вот загораются глаза и становятся ярче губы…
При рождении меня сполна наградили здравым смыслом, однако в то утро я порядком размечталась.
Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг за солнечными бликами, которые плавали у меня перед глазами, возник специалист по энергетическим потокам. Он был взлохмачен и одет в ярко-рыжий балахон.
«Волосы – это жизненная сила, девочка», – рассудительно произнес Антон и погрозил мне пальцем. И почти сразу я ясно услышала бульканье горячего супа в большой кастрюле.
Никому не захочется отдавать свои жизненные силы просто так, и я не исключение. Я открыла глаза и села.
– Что такое? Вам не нравится? – удивленно спросил Козаков.
– Мне нравится. Но лежать на диване и правда неудобно. А угодить мне очень просто: может быть, вы закажете что-нибудь на завтрак?
– Я не заказываю завтраков, Анжелика, – отрезал он. – Я готовлю их сам. Можете ко мне присоединиться.
Он поднялся и вышел на кухню.
А я поправила подушки на диване и сложила плед. Затем умылась холодной водой и причесала волосы. С кухни уже вкусно пахло поджаренным хлебом и яичницей, когда открылась дверь и в квартиру тихо вошла Лия.
– Как он? Где он? – крикнула она с порога.
– Там. Готовит завтрак.
Я кивнула в сторону кухни, и Лия бросилась туда бегом, не сняв ни сапог, ни куртки. В ту секунду я подумала, что если и есть на свете женщина, которая замолвит слово за знаменитого мистика, это будет именно она. С кухни не доносилось ни звука, и мне стало ясно, что пора уходить.
Я оделась и тихо вышла за дверь. В сущности, завтрак, который Козаков готовил на кухне, не был моим, и я не имела ни малейшего права его есть. Мистик и его ясноглазая Лия могли сколько угодно наслаждаться яичницей и друг другом, но меня ждали дела.
Я спустилась по лестнице на первый этаж и вышла на улицу. Утро было таким же серым и мутным, как свет ночных фонарей. Я прошла до ближайшего перекрестка и остановила машину. Усевшись поудобнее, достала свой блокнот и остро заточенный карандаш. На новой странице я написала: «29 октября» и принялась за список самых важных дел. Думать о том, что сейчас происходит с энергетическими потоками знаменитого мистика, мне было некогда.
