Близко поставишь покрытую мягкой овчиной скамейку; Жирного сала потом принесешь нам укруг, чтоб могли мы Им, на огне здесь его разогревши, помазывать крепкий Лук Одиссеев: тогда он удобней натянут быть может». Так он сказал. И Меланфий, огонь разложив превеликий, Близко поставил скамейку, покрытую мягкой овчиной; Сала принес напоследок укруг; и, растаявши сало, Начали мазать им лук женихи; но из них никоторый Лука не мог и немного погнуть — несказанно был туг он; Взяться за опыт тогда в свой черед Антиной с Евримахом Были должны, меж другими отличные мужеской силой. В это мгновение, разом поднявшися, из дома вместе Вышли Евмей-свинопас и коровник Филойтий; за ними Следуя, залу покинул и царь Одиссей; он, широкий Двор перейдя, за ворота двустворные вышел. Позвавши Там их обоих, он ласково-сладкую речь обратил к ним: «Верные слуги, Евмей и Филойтий, могу ль вам открыться? Или мне лучше смолчать? Но меня говорить побуждает Сердце. Ответствуйте: что бы вы сделали, если б внезапно, Демоном вдруг приведенный каким, Одиссей, господин ваш, Здесь вам явился? К нему ль, к женихам ли тогда б вы пристали? Прямо скажите мне все, что велит вам рассудок и сердце». Кончил. Ему отвечал простодушный коровник Филойтий: «Царь наш Зевес, о, когда бы на наши молитвы ты отдал Нам Одиссея! Да благостный демон его к нам проводит! Сам ты увидишь тогда, что и я не остануся празден». Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая, Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея. В верности сердца и в доброй их воле вполне убедяся, Так им обоим сказал наконец Одиссей богоравный: «Знайте же, я Одиссей, претерпевший столь много напастей, В землю отцов приведенный по воле богов через двадцать Лет. Но я вижу, что здесь из рабов моего возвращенья Только вы двое желаете; я не слыхал, чтоб другой кто Здесь помолился богам о свидании скором со мною. Слушайте ж, вам расскажу обо всем, что случиться должно здесь: Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет, Вам я обоим найду по невесте, приданое каждой Дам и построю вам домы вблизи моего, и, как братья, Будете жить вы со мною и с сыном моим Телемахом. Вам же и признак могу показать, по которому ясно Вы убедитесь, что я Одиссей: вот рубец, вам знакомый; Вепрем, вы помните, был я поранен, когда с сыновьями Автоликона охотой себя забавлял на Парнасе». Так говоря, он колено открыл, распахнувши тряпицы Рубища. Те ж, рассмотревши прилежно рубец, им знакомый, Начали плакать; и, крепко обняв своего господина, Голову, плечи, и руки, и ноги его целовали. Головы их со слезами и он целовал, и за плачем Их бы могло там застать захождение солнца, когда бы Им не сказал Одиссей, успокоившись первый: «Отрите Слезы, чтоб, из дому вышедши, кто не застал вас, так горько Плачущих: тем преждевременно тайна откроется наша. Должно, чтоб снова — один за другим, а не вместе — вошли мы В залу, я первый, вы после. И ждите, чтоб мной был вам подан Знак. Женихи многобуйные, думаю я, не позволят В руки мне взять там мой лук и колчан мой, набитый стрелами; Ты же, Евмей, не дождавшись приказа, и лук и колчан мне Сам принеси. И потом ты велишь, чтоб рабыни немедля Заперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, если Шум иль стенанье в столовой послышится им, не посмела Тронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сидели Все, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь. Ты же, Филойтий, возьми ворота на свое попеченье. Крепко запри их на ключ и ремнем затяни их задвижку». Так говорил Одиссей им. Он, в двери столовой вступивши, Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке. После явились один за другим свинопас и Филойтий. Лук Одиссеев держал Евримах и его над пылавшим Жарко огнем поворачивал, грея. Не мог он, однако, Крепость его победить. Застонало могучее сердце; Голос возвысив, кипящий досадой, он громко воскликнул: «Горе мне! Я за себя и за вас, сокрушенный, стыжуся: Нет мне печали о том, что от брака я должен отречься, — Много найдется прекрасных ахейских невест и в Итаке, Морем объятой, и в разных других областях кефаленских. Но столь ничтожными крепостью быть с Одиссеем в сравненье — Так, что из нас ни один и немного погнуть был не в силах Лука его, — то стыдом нас покроет и в позднем потомстве». Но Антиной, сын Евпейтов, воскликнул, ему возражая: «Нет, Евримах благородный, того не случится, и в этом Сам ты уверен. Народ Аполлонов великий сего дня Празднует праздник: в такой день натягивать лук неприлично; Спрячем же лук; а жердей выносить нам не нужно отсюда. Пусть остаются; украсть их, конечно, никто из живущих В доме царя Одиссея рабов и рабынь не помыслит. Нам же опять благовонным вином пусть наполнит глашатай Кубки, а лук Одиссеев запрем, совершив возлиянье. Завтра поутру пускай козовод, наш разумный Меланфий, Коз приведет нам отборных, чтоб здесь принести Аполлону, Лука сгибателю, бедра их в жертву. Согнуть он поможет Лук Одиссеев; и силы над ним не истратим напрасно». Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье. Тут для умытия рук им глашатаи подали воду; Отроки, светлым кратеры до края наполнив напитком, В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши; Вкусным питьем насладились они, сотворив возлиянье. Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный: «Слух ваш ко мне, женихи Пенелопы, склоните, дабы я
