Посетители затаили дыхание, стараясь не пропустить ни звука.
– Альдо Гарофани написал мне, чтобы я обратилась к вам, если захочу его видеть.
– О, разумеется, синьорина…
Одри отметила про себя, что кабатчик называет ее «синьориной», значит, Альдо, надо полагать, не склонен заводить романы с замужними женщинами. Не двигаясь с места, Итало возопил:
– Андреа!…
На улице послышался быстрый топот, и на пороге возник мальчишка.
– Живо беги к Гарофани и сообщи, что его спрашивает молодая дама.
– Передайте ему, что это Одри, – добавила девушка.
Мальчуган трижды повторил чужеземное имя, чтобы не забыть, и умчался, громко скандируя: «Од-ри! Од-ри! Од-ри!». Молодая англичанка, которой всю жизнь внушали, что скромность – одна из величайших добродетелей, с ужасом слушала, как ее имя громко произносится на весь старый город.
– Что я могу вам предложить, синьорина?
Одри вовсе не испытывала жажды, но ей не хотелось огорчать такого любезного кабатчика.
– Мне… все равно…
– В таком случае мы вместе выпьем за ваше счастье в любви немножко «лакрима-кристи».
Одри еще не успела прийти в себя от такого ужасающего панибратства, как с испугом увидела перед собой бокал белого вина. Мисс Фаррингтон никогда не пила ничего, кроме чая, содовой или воды, и теперь начинала тихо ненавидеть Альдо за все мучительные испытания, которые молодой человек, сам того не ведая, заставлял ее переживать. Как только он появится, Одри отведет его в укромный уголок кафе, без обиняков выскажет все, что думает о неаполитанцах и их чудовищной невоспитанности, и после этого распрощается навсегда. А наутро она снова уедет в Геную. Алан, конечно, не имеет столь яркой индивидуальности, но у него по крайней мере есть здравый смысл. Итало Сакетти вернул девушку к мыслям о настоящем. Чокнувшись с Одри, он добродушно проговорил:
– Позвольте мне заметить, синьорина, что Альдо Гарофани крупно повезло! – И не без зависти добавил: – Правда, паршивец чертовски хорош собой!
Желая уклониться от ответа, девушка поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток. Вопреки ее опасениям, напиток оказался совсем неплохим. После второго глотка Одри сочла его даже очень приятным и, продолжая опыт, осушила бокал прежде, чем Сакетти управился со своим.
– Ну? Каково ваше мнение, синьорина? Согласитесь, мое «лакрима-кристи» совсем недурно!
– Да, очень приятное вино…
Это одобрительное замечание так обрадовало кабатчика, что он тут же налил Одри вторую порцию. Тут один из клиентов с горечью бросил:
– Альдо Гарофани… Хотел бы я знать, каким образом ему удается отыскивать таких красавиц…
– Ревнуешь, Карло?
– А разве не с чего?
Чтобы набраться терпения и выслушать все остальное без гнева, Одри выпила еще полбокала. Девушку охватило такое нежное и приятное тепло, что она подумала: в конце концов, у каждого народа свои обычаи…
– Будь у меня такая дочь, я бы глаз не сомкнул, любовался бы ею круглые сутки!
Одри тихонько хихикнула. Грубоватые комплименты все же не могли не льстить самолюбию. Было бы чистым ханжеством этого не признать. И, дабы вознаградить себя за такую откровенность, девушка допила бокал. Андреа, просунув голову сквозь бамбуковый занавес, защищавший кафе от уличной пыли и мух, возгласил:
– А вот и Альдо!
Сердце у Одри бешено заколотилось. Обрадуется ли ей молодой человек? На улице слышался глухой гул толпы. Не обратив на это внимания, Одри направилась к двери. Девушке казалось, она плывет по облакам – молодая англичанка и не подозревала, что слегка опьянела. Но дойдя до порога, мисс Фаррингтон вынуждена была снова быстро отступить к стойке – в кафе ворвалась дико жестикулирующая толпа, в первом ряду которой она заметила Альдо. Первым к ней бросился толстенький коротконогий человечек:
– Синьорина Одри?
Совершенно растерявшись и нисколько не подозревая, что ее ожидает, девушка пробормотала:
– Да… это я…
Мужчина отвесил низкий поклон, потом, выпрямившись, громко представился:
– Я Марио Гарофани, синьорина… Позвольте мне сказать, что я думаю о вас: вы – святая!
Мисс Фаррингтон утратила дар речи. Что на них нашло и почему каждый считает своим долгом присваивать ей то один, то другой небесный ранг, да еще в чуждой ей религии?
– …ибо лишь святая способна на такой поступок, – продолжал Марио. – Вы спасли жизнь моему старшему сыну… моему Альдо… Он вас любит! Мы все вас любим! А я, Марио Гарофани, клянусь, что вы можете распоряжаться моей жизнью как угодно. Хотите, я сейчас умру у ваших ног?
Бедная маленькая англичанка, оказавшись в этом бредовом, на взгляд любого северянина, мире, почувствовала себя загнанным зверьком. Девушка не могла взять в толк, издеваются над ней или это только кажется. Однако она не могла не видеть, с каким обожанием смотрит на нее Альдо, да и все остальные казались вполне искренними. Молчание Одри вызвало новый взрыв красноречия:
– Одно слово! Скажите лишь слово! И в уплату за жизнь сына я готов умереть у вас на глазах!
Молодая англичанка вежливо отказалась.
– О нет, благодарю вас, право же, не стоит…
И, окончательно перестав понимать, где она, действительно ли переживает эту невероятную сцену или все это только грезится, Одри залпом выпила третий бокал, который поспешил наполнить услужливый Итало Сакетти. Мисс Фаррингтон, почти утратив чувство реальности, залилась серебристым смехом, чем окончательно очаровала собравшуюся толпу (Гарофани прихватили с собой не только соседей, но и всех бездельников, болтавшихся на улице). Марио повернулся к ним и торжественным тоном изрек:
– Это дитя, этот ангел специально прилетел из Англии, чтобы спасти моего Альдо в тот самый час, когда его собирались убить!
Неисправимый рассказчик, он принялся с воодушевлением описывать этот необычайный подвиг. Увлекаясь, Марио приводил множество живописных деталей в подтверждение истинности повествования. Находившаяся после «лакрима-кристи» в разнеженном состоянии, Одри согласно кивала головой, ей казалось, что события разворачивались именно так, как об этом говорил Марио. Его речь завершилась шумными криками «браво!», и мисс Фаррингтон по общей просьбе поднялась. Впрочем, ей пришлось ухватиться за край стойки, чтобы не упасть, у нее немного подгибались колени.
– Синьорина, – снова воззвал к Одри неугомонный Гарофани, – позвольте мне расцеловать вас во имя отцовской любви и благодарности!
И прежде чем мисс Фаррингтон успела отстраниться, Марио обнял ее и звонко поцеловал в обе щеки. Крепкий и острый запах анчоусов, исходивший от его дыхания, едва не задушил ее. Пока девушка переводила дух, Гарофани приказал сыну:
– Поцелуй синьорину, Альдо, она это заслужила!
Покраснев до корней волос и закрыв глаза, Одри почувствовала прикосновение губ молодого человека и услышала легкий шепот:
– Дорогая моя… любимая…
Альдо отошел. Толпа мужчин, окружившая мисс Фаррингтон, виделась ей словно в тумане.
– Синьорина, Джованни, муж моей дочери, умоляет разрешения поцеловать вас, ибо вы спасли его деверя!
Одри увидела молодого человека, почти такого же красивого, как Альдо. Тот обнял ее со словами:
– Альдо здорово повезло…
Если бы не вино, Одри наверняка упала бы в обморок. За всю жизнь ее столько не целовали! Девушка с ужасом подумала, уж не придется ли ей принимать знаки благодарности от всей этой толпы? Откуда мисс Фаррингтон могла знать, что у неаполитанцев вообще, а у Гарофани особенно поцелуи так же обычны, как
