Уточняя некоторые подробности, девушка смутилась и покраснела, но она твердо решила ничего не опускать, чтобы Обсон получил точное представление о событиях. Одри не забыла сообщить о бедности Альдо и его семьи, упомянула даже о победах своего возлюбленного над доверчивыми неаполитанками. Короче, описывая своему наставнику среду обитания Гарофани, мисс Фаррингтон нисколько не приукрасила картину. Обсон слушал молча, не поднимая головы.
– Чего вы ждете от меня, Одри? – спросил он, когда девушка умолкла.
– Совета.
– Это очень серьезное дело. Подумайте, ведь в сущности вы хотите, чтобы я взял на себя ответственность за ваше будущее счастье.
– Я не знаю, как мне быть…
– А ваши родители?
– Вы сами понимаете, что они ничем не могут мне помочь. Неужели вы думаете, папа способен хладнокровно воспринять мысль о таком чудовищном мезальянсе?
– Ясно… Но не рассчитывайте, Одри, что я скажу вам: вы должны поступить так-то и так-то. Я не вправе распоряжаться чужой судьбой… Могу сказать вам одно. На собственном печальном опыте я убедился, что все мы, мужчины и женщины, совершаем одну и ту же ошибку. Мы воображаем, будто дорогу к счастью можно подготовить заранее, так, словно речь идет о путешествии по железной дороге, от станции к станции. Сначала мы строим планы на будущее в строгом соответствии со всеми законами и табу того круга, которому принадлежим по рождению или волей случая. И только потом – запомните, потом! – принимаемся решать вопрос о счастье, то есть подыскиваем мужчину или женщину, которые бы лучше всего вписывались в уже подготовленное нами убранство. Да вот беда, Одри, счастье, оказывается, совсем не так просто… Почти всегда оно связано с мучительным, а порой и опасным выбором, и именно поэтому тут никто никому не в состоянии помочь. Чаще всего ради счастья приходится отказаться от всех заранее возведенных конструкций, но даже если у нас хватает на это мужества, мы не обретаем взамен никакой уверенности, что не ошиблись. Оттого-то счастье встречается так редко, Одри! Вы обручены с человеком, которого не любите и не полюбите никогда. Вы любите другого, но эта любовь грозит4 вам потерей семьи, положения и всего, что до сих пор составляло смысл вашей жизни. И вы просите совета? Подумайте, могу ли я дать совет, не обрекая себя в любом случае на жесточайшие угрызения совести? Единственное, что я вам скажу твердо – не выходите замуж за мистера Рестона. Нужно очень любить друг друга, чтобы выносить тяготы совместной жизни. А что касается неаполитанца – тут судить вам самой, вы одна можете достигнуть счастья или обречь себя на муки. Добавлю лишь, что когда-то мне самому пришлось сделать подобный выбор, у меня не хватило мужества, и в наказание я закончу свои дни в полном одиночестве, небогатым отставным учителем. Судьба безжалостна, Одри, она никогда не прощает ошибок и не дает шанс дважды.
IX
Утро после праздника всегда бывает печально, особенно если предстоит разлука. Джованни, как и многие итальянцы до него, уезжал в Америку, надеясь разбогатеть. В квартире на виколо Сан-Маттео все разговаривали шепотом, словно в доме был покойник. Лауретта бродила из комнаты в комнату как призрак, и если она появлялась на кухне, то при виде ее скорбно осунувшегося личика Серафина и ее сестра, готовившие, по обыкновению, пиццу, тут же умолкали. Марио грустно поник, и даже Дино не пошел на рыбалку. Альдо вообще ни на кого не обращал внимания. Казалось, отъезд Одри отнял у него всякий смысл существования. Узнав подробности беседы между матерью и молодой англичанкой, он лишь тихо заметил:
– По-моему, ты, сама того не желая, убила меня, мама…
И выскочил как безумный из дому, оставив Серафину в убеждении, что ее мальчик собрался наложить на себя руки. Несчастная принялась рвать на себе волосы, взывая к небу о помощи. Однако вместо небесного утешителя на кухне появился Марио.
– Ну, Серафина, теперь ты довольна? Вот он, твой проклятый язык!
Жена окинула его скорбным взглядом и каким-то незнакомым, чужим голосом проговорила:
– Если мой мальчик умрет, я покончу с собой сегодня же ночью, когда заснут малыши! Бедняжки так слишком рано узнают, что остались без мамы…
В мыслях переживая эту сцену, она видела Бруну, Бенедетто, Альфреда и Тоску, жалобно призывающих мать. Потом дети горестно опустились на колени возле ее безжизненного трупа. Серафина явственно услышала их рыдания. Нет, этого она вынести не в состоянии, и матрона кинулась в объятия мужа. Тот сначала дрогнул под тяжестью супруги, но, увидев ее слезы, и сам заплакал.
– О Марио, как ты поступишь с моим телом?
Вопрос застал Гарофани врасплох, и он предпочел уклониться от прямого ответа.
– Мне не придется об этом думать – все равно я тебя не переживу!
Получив такое свидетельство любви, мама сжала супруга в объятиях.
– Но тогда, значит, малыши останутся одни?
– Ими займется Джельсомина.
Но та не пожелала согласиться.
– Послушайте, вы оба, если мне захочется воспитывать детей, то уж лучше я нарожаю своих собственных!
Не успели Гарофани ответить, как в кухню вошла Лауретта.
– Послушай, Джельсомина, может, ты соберешь вещи моего Джованни? Я просто не в силах…
Молодая женщина охотно взялась помочь ослабевшей от горя племяннице, а Серафина, вновь охваченная материнским чувством, попыталась утешить дочь. Марио, сразу утративший интерес к разговору, отправился к Дино.
Альдо возвратился незадолго перед отъездом шурина, который во избежание лишних слез решил ехать на вокзал один, чтобы сократить таким образом прощание. Дино поддержал молодого человека, зато Марио явно обиделся. Альдо же, по-видимому, вообще не занимало окружающее, и вместо приличествующей случаю печали на его лице бродила странная улыбка – казалось, он грезит наяву и видит прекрасный сон.
Наконец наступил час прощания. Повиснув на шее Джованни, Лауретта рыдала от горя. Марио громко хлюпал носом, не в силах смотреть на страдания дочери. Серафина вторила ему скорбными стонами. Дети, конечно, не желали отставать, и соседи молча слушали, сгорая от страстного желания присоединиться к этому хору вопящих и стенающих. Желая скорее покончить со всем этим, Джованни перецеловал домашних, передал жену Джельсомине, тут же заключившей ее в крепкие объятия, пообещал всем роскошные подарки и назначил свидание через несколько месяцев в Нью-Йорке. Молодой человек уже собрался уходить, но вошел Риго де Сантис.
– Добрый вечер! – поздоровался инспектор, закрывая за собой дверь.
Все слишком погрузились в печаль, чтобы ответить. Лишь Серафина выдохнула:
– Джованни уезжает…
А Марио с ноткой гордости в голосе добавил:
– В Нью-Йорк!
– Знаю. Когда отходит поезд, Джованни?
– В девять.
– Значит, у тебя еще есть немного времени. Я принес добрую весть… и уверен, что ты захочешь узнать ее, прежде чем покинешь нас. Я выяснил, кто убил Рокко.
Все невольно посмотрели на Дино, но тот и бровью не повел. Джованни поставил чемодан на пол.
– Ну да? Еще бы я не хотел узнать об этом до отъезда! Только поторопитесь, Риго, чтобы я не опоздал на поезд.
– Не беспокойся… сядь.
