окно, как из машины вышла высокая, плотная женщина, о чем-то поговорила с шофером и открыла сумочку, доставая деньги. Должно быть, она поскупилась на чаевые, потому что таксист, даже не подождав, пока клиентка отойдет на несколько шагов, развернул машину и рванул прочь. Наблюдая за такси, Сенталло не обратил особого внимания на женщину и не заметил, как она вошла в комнату.
– Кто вы такой?
– Друг Шауба.
– Вот как? И где же мой муж?
– Насколько я понимаю, в саду.
Женщина явно удивилась.
– В саду? А вас оставил здесь?
– Он пошел в сарай искать одну вещь.
– Так вы, говорите, друг Рудольфа?
– Да.
– И давно вы знакомы?
– Много лет.
– Вот как? Что-то я вас не припомню!
– Я уехал из Люцерна почти три года назад.
– Да?
Похоже, фрау Шауб мучили сомнения. Не отрывая глаз от Людовика, она сняла шляпу.
– И давно он ушел?
– Кто?
– Рудольф!
– Ну… я как раз с удивлением думал, почему его до сих пор нет.
– Не очень-то на него похоже вот так оставлять кого-то в доме без присмотру…
Женщина подошла к двери в сад и с порога крикнула:
– Рудольф!
Шауб не отозвался, женщина вышла из дому, и Людовик потерял ее из виду. Он не понимал, что происходит. Неожиданно раздался страшный вопль, и молодой человек вскочил. Во рту у него вдруг пересохло. Отчаянный крик повторился. Сенталло побежал в сад. Женщина стояла возле небольшого сарайчика. Людовик бросился туда и замер, как громом пораженный, – у его ног лежал скорчившийся на земле Шауб. В руке он сжимал ружье. Сенталло опустился рядом на колени, но женщина гневно закричала:
– Не смейте его трогать, убийца!
И она, как ведьма, налетела на Людовика. Тот поспешно отступил, но все же успел заметить, что шею Рудольфа стягивает шнурок.
– Но, послушайте, это вовсе не я! – попробовал он урезонить хозяйку дома.
– Убийца!
Сенталло удалось поймать запястья фрау Шауб.
– Неужто вы думаете, что, будь я убийцей, стал бы спокойно сидеть в доме, вместо того чтобы поскорее унести ноги? – попытался он воззвать к ее логике.
– Но если вы были другом Рудольфа, почему он пошел за ружьем?
Только теперь до Людовика дошло, что Шауб собирался его прикончить и, вероятно, он обязан неведомому убийце жизнью. От удивления Сенталло выпустил женщину, и та, снова бросившись на него, вцепилась когтями в лицо. Лишь чудом глаза Людовика уцелели. Отбиваясь, парню пришлось ударить вдову Шауба, и она рухнула рядом с телом мужа. Недолгая передышка дала Людовику возможность бежать, но, не успел он добраться до развилки, как по полям снова разнесся горестный вой вдовы. В полной панике, стиснув зубы и задыхаясь, Сенталло мчался в Люцерн гимнастическим шагом. Ошарашенный рабочий видел, как он проскочил мимо, но, если и сказал что-нибудь, то Людовик все равно не слышал – его занимала только одна мысль: бежать! На перекрестке Гундольдингенштрассе поджидавший его полицейский растерянно замер с газетой в руках. А когда он наконец сообразил, что делать, Людовик уже исчез из виду.
И только в пустой квартире Вертретеров, хорошенько заперев за собой дверь, Сенталло снова пришел в себя. И сразу же проклял собственное дурацкое поведение. Он не мог бы больше помочь убийце, даже будучи его сообщником. Людовик кинулся наутек как преступник, и когда вдова и рабочий опишут его полицейским, те не станут попусту терять время. И что же они сделают? Сумеет ли Франц еще раз убедить комиссара Лютхольда в невиновности своего подопечного? Или начальник полиции, сочтя, что на пути Сенталло слишком много трупов, немедленно прикажет его арестовать? Людовик посетовал на отсутствие Эдит – молодая женщина наверняка дала бы ему добрый совет. Он чувствовал себя ужасно одиноким. Жалкая игрушка непонятных событий. Кто-то изо всех сил старается скомпрометировать Людовика, чтобы тот вернулся в тюрьму, и на сей раз бесповоротно. Но… разве дав Шаубу время выстрелить, убийца не отделался бы от парня раз и навсегда? Зачем понадобилось убивать Шауба? И почему убийцу больше устраивает пожизненное заключение Сенталло, а не его смерть?
На эти же вопросы инспектор Вертретер пытался ответить в кабинете комиссара Лютхольда. Дежуривший на перекрестке Гундольдингенштрассе полицейский поспешил подняться к дому Шаубов и там встретил вдову. Фрау Шауб рассказала, что произошло, и подробно описала убийцу. Инспектор сразу узнал Сенталло. Подождав на месте бригаду и оставив коллег выполнять рутинную работу, он снова спустился вниз и допросил рабочего. Тот тоже вспомнил о Людовике. У инспектора сложилось вполне определенное мнение, но как человек дисциплинированный, он все же вернулся на место преступления: в конце концов чувство долга важнее всего, и нельзя поддаваться впечатлениям. Пускай даже виновность Сенталло почти очевидна, но все-таки, прежде чем составить рапорт, следовало поискать доказательства.
Фрау Шауб отчаянно рыдала, сидя на том же стуле, что и ее покойный муж во время разговора с Людовиком.
– Так вы никогда прежде не видели этого человека? – спросил полицейский.
– Никогда.
– И муж ни разу вам о нем не рассказывал?
– Нет.
– А вы знали, что они должны встретиться?
– Разумеется, нет. Иначе Рудольф мне бы сказал. Он держал меня в курсе всех своих дел…
Инспектор кивнул, решив, что не стоит развеивать иллюзии фрау Шауб. А потому он не стал говорить, сколь многие ее товарки тешат себя подобными заблуждениями и верят в полную искренность супруга, пока какое-нибудь очень серьезное происшествие, например, вроде нынешнего, не покажет, как мало они, в сущности, знали о тайной жизни своего спутника. И полицейский оставил вдову оплакивать мужа таким, каким его рисовало, возможно, лишь ее воображение. А сам, сочтя, что вполне разобрался в случившемся, поспешил на Обергрундштрассе докладывать обо всем комиссару Лютхольду. Тот немедленно вызвал к себе Вертретера.
– Вот это успех – так успех, Вертретер, поздравляю вас! Что о нас скажут, когда выяснится, что мы добились условного освобождения преступника исключительно для того, чтобы дать ему возможность отправить на тот свет трех человек. По-моему, нам обоим лучше заблаговременно поискать другую работу!
– Сенталло не виновен.
– Почему вы так думаете?
– Да просто это не вяжется ни с его характером, ни с фактами.
– Бросьте! Лучше скажите честно, что хватаетесь за прежнюю версию, боясь признать, что совершили страшную ошибку да еще уговорили меня!
– Но ведь Людовик не сумасшедший!
– Это вы так говорите! И советую понизить голос, ибо сослаться на помешательство – для него единственный способ спасти свою шкуру. Пережевывая в тюрьме горькие воспоминания, парень рехнулся и
