раз уж вы не верите в его виновность, то кто может в нее поверить?
В ярости от ошибки, допущенной им из любви к театральным эффектам, Макс Мартин перешел в контрнаступление:
– Спокойнее, дорогой коллега, спокойнее. Не стоит смешивать чувства и факты. Привязанность нередко вводит нас в заблуждение. И мы докажем, что так оно и было на сей раз!
– Посмотрим!
Председательствующий ударил по столу молоточком, требуя тишины.
– Я попрошу защиту, как и обвинение, не ввязываться в личные ссоры. Мы с господами присяжными сами решим, насколько важны те или иные свидетельства и факты. И никому не дозволено влиять на их решение. Сенталло!
Людовик встал.
– Сенталло, расскажите господам присяжным, что с вами якобы произошло незадолго до ограбления, за которое вам предстоит здесь ответить.
– Ну, пришло время сказок! – проворчал Макс Мартин достаточно громко, чтобы его все услышали.
– Господин помощник прокурора!
– Прошу вас принять мои извинения, господин председательствующий.
Под напускным смирением Мартина чувствовалось, как он рад, что соответствующим образом настроил присяжных. Мэтра Ремпье этот маневр не обманул.
– От имени защиты я протестую против подобных замечаний! – с возмущением воскликнул он. – И…
Но Арнольд Оскар сухо оборвал адвоката:
– Это излишне, мэтр. Суд уже призвал господина помощника прокурора к порядку! Разумеется, эта фраза обвинения не будет фигурировать в стенографическом отчете.
– Тем не менее присяжные ее слышали!
– Не в моей власти, мэтр, тут что-либо изменить, а кроме того, не думаю, чтобы это могло стать поводом к кассации. Итак, с вашего позволения, мы продолжим.
В зале послышались приглушенные смешки, и Макс Мартин, завернувшись в свою пурпурную мантию, чуть ли не мурлыкал от удовольствия: он наконец исправил прежнюю оплошность.
– Мы слушаем вас, Сенталло!
– Дней за пятнадцать до ареста мне снова захотелось прогуляться в Веттштейнпарке.
– Почему?
– Не знаю, господин председательствующий. Возможно, потянуло еще раз взглянуть на место, где я ждал Дженни. Я вошел в парк около половины одиннадцатого и сел на скамейку, где, как я думал когда-то, мне назначили свидание… Я размышлял обо всем, что произошло с того давнего вечера, и не заметил, как кто-то сел рядом. Мало-помалу я стал выходить из охватившего меня оцепенения, и первое, на что упал мой взгляд, – туфельки, туфельки моей соседки. Должен признаться, я почти не обратил на них внимания, но механически скользнул глазами по длинным стройным ногам и платью… И лишь название книги, которую женщина держала на коленях, потрясло меня до глубины души… «Черный обелиск»…
– Минутку, Сенталло… Я напоминаю господам присяжным, что именно это произведение известного немецкого писателя Эриха-Марии Ремарка должна была прихватить с собой несуществующая Дженни – героиня сомнительной шутки, которую сыграл с вами Ферди Херлеманн… Я полагаю, это стоит еще раз подчеркнуть. Продолжайте.
– Внимательно поглядев на соседку, я увидел хорошенькую улыбающуюся блондинку. А на голове у нее была белая шляпка…
– Опять-таки, как и у Дженни, придуманной Херлеманном?
– Да, господин председательствующий… Это оказалось выше моих сил, и я невольно проговорил: «Дженни…»
– И что же?
– Она ответила: «Да, Людовик».
В зале началось волнение, и председательствующему пришлось строго призвать всех к порядку.
– Короче, Сенталло, если я правильно понял… – Он повернулся к присяжным: – Точнее, если мы правильно поняли, призрак Дженни неожиданно материализовался?
– Да, господин председательствующий!
Помощник прокурора снова не выдержал:
– Как это правдоподобно!
Мэтр Ремпье не остался в долгу:
– Истина часто выглядит не слишком правдоподобно, господин помощник прокурора, но именно ее нам и необходимо выяснить.
– А я утверждаю, что обвиняемый издевается над правосудием, рассказывая нам всякие небылицы!
Арнольд Оскар в очередной раз навел порядок и приказал Сенталло продолжать.
– Дженни сказала, что напрасно прождала в тот вечер, когда назначила мне свидание. Тем не менее до конца осени она упрямо продолжала приходить в парк, а с началом весны снова стала ждать на скамейке.
Один из присяжных попросил разрешения задать вопрос, и председательствующий сразу предоставил ему слово.
– Боюсь, я не совсем понимаю ситуацию, господин председательствующий. Мне казалось, этой Дженни не существует…
– А по-моему, господин третий присяжный, самое разумное – дослушать объяснения обвиняемого, а когда он закончит, вы снова сможете попросить уточнений.
Третий присяжный, слегка смутившись, сел на место, а Сенталло продолжал:
– Она сказала мне: «Это не галлюцинация, Людовик. Я – существо из плоти и крови, и это я написала письмо, которое тогда передал вам официант. Все, что я писала в то время, остается правдой и сейчас. Я люблю вас, Людовик Сенталло, и хочу, чтобы вы тоже полюбили меня». И прежде, чем я успел что-либо сообразить, девушка склонилась ко мне и поцеловала в щеку.
– Фантасмагория, да и только! – возмутился помощник прокурора.
Но Арнольд Оскар поставил его на место.
– Позвольте судить об этом мне одному, а уж вы, будьте любезны, потерпите, пока я дам вам разрешение допросить обвиняемого. Продолжайте, Сенталло.
– Потрясенный и растроганный, я хотел обнять девушку, но она поспешно отстранилась, сказав: «Не раньше, чем вы узнаете правду и простите меня». И Дженни рассказала мне, что услышала о моем существовании от моей коллеги Аннетты Шар, а потом, зайдя за подругой после работы, увидела меня. Зная, что надо мной вечно насмехаются, Дженни почувствовала ко мне симпатию, ибо сама была так же несчастна. Рано потеряв мать и отца, она жила у дяди с тетей. Работала Дженни в ателье «Лауретта и Агнес» на Альпенштрассе и давно мечтала о собственном доме, но только выйдя замуж за человека, которого полюбит.
– И выбрала вас?
– Во всяком случае, так она мне сказала, господин председательствующий.
– Выходит, эта Дженни едва на вас взглянула, как почувствовала, что вы и есть мужчина ее мечты?
– Так она мне сказала, ваша честь.
– И вам это не показалось… странным?
– Человек глубоко несчастный не задает себе подобных вопросов, господин председательствующий.
– Допустим! Но какова же в таком случае связь между Дженни и Ферди Херлеманном?
– Дженни не осмеливалась подойти ко мне и по совету Аннетты Шар решила написать письмо. Его я и получил тогда в кафе. К несчастью, Аннетта Шар, прочитав письмо, рассказала о нем Ферди Херлеманну, а тот вздумал застигнуть нас во время свидания. И только то, что я опоздал, помешало Ферди осуществить