– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что именно семья Вальеров усиленно добивалась этого брака. Мадмуазель же никогда с этим не торопилась.
– Мне так не показалось.
– Месье Ардекур и месье Вальер-отец всегда были друзьями. Месье Пьер, конечно, никогда не был образцом в работе, но зато он красивый парень… Для женщин это имеет большое значение. Для Мишель, очевидно, тоже… Хотя до сих пор она всегда владела собой.
После ухода Понсе я решил, что пришло время подумать об обеде. Купив в мясной лавке продуктов, я направился к Леони Шатиняк.
– Леони, это опять я… Я хочу просить тебя помочь мне понять историю Ардекуров.
Мне показалось, что Леони была довольна той значимостью, которую я придавал ее словам. Но свое чувство она попыталась скрыть:
– Черт возьми, ты еще не устал от моей болтовни?
Пока мы ели и пили божоле, я рассказывал:
– Мне никак не удается составить четкого мнения об Ардекурах, особенно об отношениях между Пьером Вальером и Мишель Ардекур.
– Отношениях? Они очень просты! Малышка втрескалась в этого Пьера Вальера.
– Да? А мне показалось, что она не очень торопится с этим браком.
Леони воздела руки к небу.
– Не очень! Правда, она хочет обезопасить себя, это точно! Я думаю, что свадьба до сих пор не состоялась только благодаря мадам Элен! Знаешь, Шарль, у мадам Элен была внешность хорошенькой куклы, но это была женщина немалого ума.
– И что же?
– А то, что она отлично понимала, что красавчик Пьер Вальер не обязательно должен стать хорошим мужем.
– Ты уверена в том, что говоришь, Леони?
– Да все, кто работал у Ардекуров, скажет тебе, что единственным предметом разногласий в доме был этот брак, которого мадам Элен не хотела. А теперь же, когда ее больше нет, мадмуазель Мишель не станет долго ждать, увидишь… Если ты хочешь знать мое мнение, Шарль, для нее это будет большим несчастьем.
– Но мадмуазель Мишель производит впечатление разумной девушки.
– Если бы ты прожил столько сколько я, Шарль, то понял бы, что в подобных делах разум не играет большой роли.
– А что думают об этом союзе Вальеры?
– Для них замечательно иметь невесткой дочь Ардекуров! Поверь мне, они не станут задерживать дело, особенно теперь!
Из бистро по улице Вечности я позвонил Эстушу и попросил его прийти, как можно скорее. Ожидая подчиненного, я повторял про себя, что чаще всего бывает трудно разобраться в самых простых вещах. Я чувствовал самое большое доверие к словам Леони относительно малейших проявлений обыденной жизни. И если даже Леони была в курсе намерений Мишель Ардекур и неприятия этого брака мачехой, то об этом должен был знать и месье Понсе! Почему же он опять сказал лишь часть правды? Что это – мания или тактика?
Когда пришел Эстуш, мы опять отправились к Ардекурам. Лицо месье Понсе, при нашем появлении, снова приняло выражение загнанного человека. Мишель лишь удостоила нас вздохом:
– Опять?
– Видите ли, мадмуазель, самое прискорбное в нашей профессии – это то, что мы доставляем неприятности другим. Поймите, мы хотим все прояснить в деле о гибели ваших родителей, и если бы вы захотели и согласились бы нам помочь, я уверен,– все пошло бы намного быстрее.
– Допустим! Что вам нужно на этот раз?
– Я хотел бы просмотреть бумаги вашего отца и предпочел бы получить на это ваше согласие.
Она неопределенно пожала плечами.
– Не стесняйтесь. Месье Понсе будет в вашем распоряжении.
– О, с помощью месье Понсе мой коллега быстро справится с делом. Пока же они будут работать, мы могли бы кое-что прояснить, если вы согласны, мадмуазель.
– Хорошо.
Я прошел за ней в приемную, украшенную предметами прикладного искусства.
– Итак, господин комиссар, чем могу быть вам полезна?
– Мадмуазель, я собрал очень противоречивые сведения о том, что касается лично вас.
– Что касается меня?
– Скажите, действительно ли мадам Ардекур не одобряла ваш будущий брак, ведь говорят…
Она сухо оборвала меня.
– Было бы интересно знать, господин комиссар, чем мои чувства к месье Вальеру могут помочь вашему расследованию?
– Пока еще не знаю, мадмуазель, но в таком запутанном деле все может оказаться полезным.
– В таком случае, знайте, что мои родители, и особенно мачеха, не очень тепло восприняли мое желание выйти замуж за Пьера. Мать Пьера, мадам Вальер, очень властная женщина, и воспитала своего сына так, что он не может принять ни одного решения без совета с ней. Это может казаться смешным…, да что там скрывать, это действительно смешно, но нужно воспринимать Пьера таким, какой он есть.
Вполголоса я сказал:
– Но вас ведь никто не заставляет его воспринимать?
Ее голос стал более резким.
– А вот это, господин комиссар, мое дело. Я воспринимаю Пьера таким, какой он есть, и именно за него я выйду замуж. Я надеюсь, что сумею вырвать его из-под материнского влияния, и уверена, что он станет настоящим мужчиной. Во всяком случае, я его люблю, а это основное.
– Без всякого сомнения.
Она проворчала:
– Очень вам благодарна за одобрение, господин комиссар.
Я решился еще кое-что уточнить:
– Был ли месье Понсе посвящен в ваши намерения выйти замуж за месье Вальера против воли родителей?
– Мы ничего не скрывали от месье Жана.
– Благодарю вас. Извините, но я должен сказать вам, мадмуазель, что мое начальство не совсем уверено в том, что гибель ваших родителей произошла не по их собственной вине?
– Я догадывалась об этом, но не понимаю, разве кража двадцати миллионов – это недостаточное доказательство?
– Еще нужно доказать, мадмуазель, что кража действительно имела место.
– Ну это уж слишком! Ведь миллионы же все-таки исчезли?
– Они действительно исчезли. Но, не исключена возможность, что господин Ардекур сам взял эти деньги, чтобы либо передать нотариусу, либо перевести на свой банковский счет. К сожалению, можно допустить и то, что господин Ардекур, извините, растратил их…
Она не сразу поняла смысл моих рассуждений.
– Растратил…?
– Иногда бывает, мадмуазель, что люди, становящиеся обладателями больших сумм, поддаются
