Сашу пришло в голову, что ствол железного дерева словно жало пчелы, которое она оставляет в ране, чтобы ужалить, но и погибнуть самой. Хотя еще недавно этим жалом владел Илла, и его подобная потеря не убила.
Толпы раддов стояли опустив руки и бросив оружие. Стояли там, где их застал удар молнии. Там, где мгновением позже они начали корчиться на земле от боли магического отворота. Бревенчатые щиты за руслом Маны застыли неподвижным забором, и именно туда понеслась по опустевшему мосту конница. А потом из ворот на огромном коне выехала Альма. Бывшая хозяйка Индаинской крепости принялась объезжать раддские отряды. Она громко кричала что-то обескураженным командирам, и воины приходили в себя, отвечали, поднимали оружие и начинали строиться, двигаться, словно и не было только что битвы, унесшей лиги жизней, а было лишь тяжелое похмелье, не проходящее, а сменяющееся новым опьянением.
– Потери велики, – словно задумался вслух Лидд. – Но ничтожны по сравнению с тем воинством, что объединилось под властью Бангорда.
– На кого же оно теперь будет направлено? – спросил Саш.
– На первого, кто станет у него на пути, – ответил Лидд.
– И долго мы будем охранять победителя? – Саш попытался заглянуть ему в глаза.
– Пока он не погибнет или не победит, – отвернулся Лидд и заорал: – «Отребье»! Дикки выезжает из ворот! Наш лагерь в двух ли отсюда! Вперед, иначе сдам всех неторопливых крючникам!
Пошатываясь и сплевывая сгустки крови, наемники медленно двинулись за мастером. Радды ошеломленно расступались, словно мимо них шли творцы ужасной молнии. Свач, Вук, Сабл, Баюл, еще какие-то примелькавшиеся лица плыли как в полусне. Тела Чирки, Сикиса, Бриуха вместе с телами девяти дюжин «отребья» остались ждать крючников. Вот и повозки Дикки. На последней сидел повар, понукал лошадь, опершись спиной о перевернутый кверху дном котел, и восхищенно вертел головой. Лидд махнул рукой вперед и повернул к воротам Ари-Гарда. Саш схватил спотыкающегося Баюла под мышки и с трудом поднял его на повозку.
– Я тяжелый. – Банги тряхнул головой, отложил в сторону пику и прошептал: – Когда помоложе был и выходил побороться против индаинских переростков, всегда говорил, что банги камни едят, поэтому тяжелые. Они верили, дураки…
– Как ты остался жив, приятель? – спросил его Саш.
– Не знаю, – прошептал Баюл. – Не должен был, а остался. Когда в бойнице второго яруса задержался, Сабл меня пнул, а потом за шиворот до башни тащил. Там уж я на ноги встал. Сражаться начал. И даже срубил кого-то. Точно помню, одного радда срубил… Не мое это дело, Саш, элбанов рубить. Я еще тогда на равнине, когда с Хейграстом был, почувствовал, что не мое это…
– Мое, значит? – спросил Саш.
Банги не ответил, махнул рукой, отвернулся.
– Пройдет, – улыбнулся догнавший повозку Свач. – А я в порядке. Уши паклей забил перед схваткой. Не люблю, знаешь ли, все эти барабаны, дудки. Тошно. Всякий раз себе уши затыкаю. И вот что удивительно: приказы слышу, а шум этот и вопли – нет. В тишине секирой легче махать, ничего не отвлекает!
– Что с ушами у отребья? – толкнул Саш Баюла.
– Ерунда, – скривился тот, не открывая глаз. – Залечу позже. Сейчас не могу. У банги такое бывает. Если свод близко рухнет или камнепад. Бывает такое. А вот то, что со мной, не лечится…
– Лечится, – уверенно заявил Свач. – У нас все лечится. Оглянись, Саш, самые стойкие остались! Я эту сечу надолго запомню. Сикиса и Бриуха жалко, редкие воины, ну так и навалилось на них сразу с полдюжины на каждого. Чирки руки не хватило, отмахнуться от топора. Зато Вук за свой последний глаз бился как зверь! Слышишь меня, Вук?
Саш оглянулся. Одноглазый, пошатываясь, брел в общем строю. Единственный глаз его горел безумием.
– Все лечится, – словно заговаривал сам себя Свач. – А ведь не поверишь, парень! Вот только теперь, именно теперь я надежду обрел. А ведь можно выжить, парень, можно… Посмотри, какая сила у Бангорда! Где это видано, чтобы вот так все вражье войско под себя подгрести? Поверь мне, надо этого короля держаться! Держаться его надо, парень. Вот как Лидд наш его держится!
– Что ты видел, Свач? – спросил Саш.
– Где? – завертел головой анг. – О чем ты, парень?
– Что ты видел там, на башне? – уточнил Саш. – Ведь там была только раддская принцесса, когда Эрдвиз к ней поднялся?
– Принцесса была, – согласился Свач. – Приманкой она, стало быть, служила. Это я помню. Она же ведь сестрой Эрдвиза была. Хотя слухи ходили, что ее папенька и как жену держал, но этого, как понимаешь, я не знаю наверняка. Только вот колдовство, то, что я видел, ну когда лед из реки полетел, это… не дай Эл такую жену! Не понял я, парень, о чем ты спрашиваешь-то?
– Что ты видел на башне, когда мы на нее поднялись? – спросил Саш.
– На башне-то? – Свач задумался, потом растерянно развел руками. – Так ничего я не видел. Все вроде видел, а как задумался, так вроде и ничего. Как Эрдвиз на башню поднимался, помню. Как радды на нее полезли, помню. Лед помню, кровь, а потом ничего. Сеча – такое дело, некогда головой вертеть!
Саш слушал невнятное, безумное бормотание Свача, то и дело от осознания собственной удачи расплывающегося в широкой улыбке, и старался выкинуть все из головы. Старался не думать о том, что трупов по сторонам дороги больше, чем живых. Старался не задаваться вопросом, как живые остались живыми, если стрелами пронзена каждая ладонь окровавленной земли. Старался не вспоминать, сколько несчастных рассталось под этими стенами с жизнью еще до того, как радды подошли к берегу Маны. О том, что каждый из выживших все равно для демона как букашка под копытом коня. И здесь, и везде. И собственная мать Саша в их числе. И отец. И тетка. Только вот Лукус не был букашкой. Хейграст не был. И Леганд. И Саш не будет.
– Да стой же ты! – грубо встряхнул его за плечо Сабл и тут же отшатнулся от блеска серого клинка, коснувшегося гортани.
– Но-но! – зло оскалился Сабл, увидев, что Саш и сам недоуменно смотрит на клинок. – Быстр ты, парень. Еще бы знать, зачем ты на верхний ярус полез. Я так там, кроме туманного месива, ничего не разглядел!
– Затем и полез, – Саш убрал меч в ножны, – из любопытства. Да только зря все. Мало того что не разглядел ничего, так еще и молнией едва не спалило.
– Не разглядел ничего? – хитро прищурился Сабл. – Не ослеп ли? Ты и теперь мимо лагеря идешь. Смотри-ка, вот шатры, вот кухня, повар уже костер складывает. Все налаживается, только осталось нас всего три дюжины. Ты, конечно, троих или четверых раддов срубил, видел я, но если бы не шагнул наверх, как знать, может быть, Сикис и теперь живой был. Он ведь рядом с тобой мечом махал!
Саш, уже собравшийся идти к одному из шатров, обернулся, смерил Сабла взглядом. Крепкий воин, на голову выше Саша, чем-то напоминал помощников Дженги. Такой же жилистый и верткий.
– Ты из эссов? – спросил он Сабла.
– Откуда знаешь? – нахмурился воин.
– Наблюдательный я, – ответил Саш и добавил негромко: – А на башне все-таки ничего не разглядел интересного. А Сикиса мне не жалко. И тебя жалеть не буду, если сдохнешь. Мне и себя не жалко теперь.
Саш лежал на спине. Два меча упирались в лопатки, сверток мантии чуть давил на спину, провалившись в подвядшую траву. Не слишком удобно, зато спокойно. Лучи Алателя пробивались сквозь дыры в ветхом шатре, все напоминало обычное утро, вот только гомон стоял рядом. Гомон, крики, храп лошадей, скрип колес. Саш поднялся, вдохнул запах лежалой травы, пота, крови и вышел на улицу. Мимо шатров «отребья» вдоль русла Маны тянулось нескончаемое войско Бангорда. Баллисты на повозках, всадники, мечники, латники с секирами, раддские лучники, обозы с доспехами, с котлами, скотина, привязанная к подводам, которая будет убита, освежевана и съедена на ближайшем и следующем за ним привалах. Бангорд не позволял себе отдыха.
– Что в небо уставился? – раздался насмешливый голос Сабла. – Думаешь, поголубело? Ты бы спал еще! Баюл-то над тобой как фазаниха над яйцами, прыгал: не трогайте, не трогайте! Теперь-то хоть
