– Должен сообщить вам одну вещь, Сэмюэль: вы бесстыжий враль! Я лично, а не кто другой, представил вам Мери Форд в то весеннее воскресенье 1908 года! И вы сами, Сэмюэль, сказали мне, что я самый удачливый парень на целом свете, потому что вам еще никогда не приходилось видеть такой блондинки с таким приятным цветом кожи!
Сэмюэль что-то долго ворчал, и это было так оскорбительно, что у его напарника сжались кулаки.
– Мне трудно говорить это, Руэд, но с прошлого воскресенья вы очень сильно сдали!
– Вы так считаете, Сэм?
Дрожь в голосе Руэда говорила о том, что начало военных действий уже не за горами.
– Да, я так считаю!
– Могу я вас попросить сказать, на чем основано ваше утверждение?
Такая необычная вежливость свидетельствовала о том, что взрыв вот-вот наступит.
– Да на том, старина, что эта прекрасная девушка была не блондинкой, а брюнеткой, что звали ее не Мери, а Кэтлин, и это я вам ее представил в одну осеннюю субботу 1909 года!
После стольких лет непрерывных ссор по одному и тому же поводу, им еще ни разу не приходило в голову, что они говорят о двух совершенно разных девушках.
– Значит, Сэмюэль, вы хотите сказать, что Мери Форд считала вас своим лучшим другом, а на меня не обращала никакого внимания?
– Если хотите знать, Руэд, моя маленькая Кэтлин просто обожала меня. А о вас она говорила, что во всем графстве не было такого глупого задаваки, и что она предпочла бы остаться старой девой, чем взглянуть в вашу сторону! Что вы на это скажете, старина?
– А что вы скажете на это, Сэм?
В ту же секунду, кулак прямой правой руки Руэда врезался в нос напарника, из которого потекли две струйки крови. Леннокс Кейредис, следивший за началом поединка, тут же схватил обоих противников за шиворот и, как только они заплатили ему за виски, сразу же вышвырнул их вон. Там они сцепились в яростной схватке, которая собрала немалую толпу знатоков кулачного боя, и продолжалось это до тех пор, пока двадцатипятилетняя рослая внучка Руэда не разогнала противников при помощи зонтика и не потащила за собой дедушку, который на ходу пытался ей объяснить, что под угрозой полного бесчестия он не мог допустить оскорбления памяти Мери Форд.
Когда миссис Нивз принесла Игэну его завтрак, она застала его с затуманенным взором, оторванного от всех земных дел. Она поставила яичницу с ветчиной прямо ему под нос. Запах еды вернул О'Мирея на землю, но лишь затем, чтобы сказать:
– Я не хочу есть…
– Нужно заставить себя, Игэн!
– Не понимаю, Нора, как вы можете говорить о еде, когда Петси погибла?
– Если вы не станете есть, это все равно не сможет ее воскресить, мой мальчик. Смерть моей племянницы – это одно дело, а ваше здоровье – другое.
– Какие ужасные вещи вы говорите!
– Не ужасные, а благоразумные.
О'Мирей не стал объяснять Норе, что до ее прихода, он прекрасно себя чувствовал в окружении образов Петси самого разного возраста, бок о бок с которыми шли Игэны, одни в коротеньких штанишках, другие – в брюках. Как же можно есть, когда в сердце такая глубокая рана? Однако Нора по-прежнему стояла над ним и не собиралась выходить из комнаты, пока он не поест. Наконец, чтобы его оставили в покое, Игэн покорился судьбе. После завтрака миссис Нивз спросила:
– Ну что, вам лучше?
Он только пожал плечами, не в состоянии ответить на такой глупый и несвоевременный вопрос. Унося тарелки на подносе, гувернантка объявила:
– К вам пришел Иоин Клонгарр.
– Муж этой…
– Да, этой бесстыжей Бьюди.
– И что он хочет?
– Раз в неделю он приходит на укол.
– По воскресеньям?
– Он может приходить только по воскресеньям.
Игэн отыскал в дядюшкином списке имя Иоина Клонгарра, и по названию назначенного ему препарата определил, что речь шла о простой внутримышечной инъекции.
– Ладно, давайте его сюда, чтобы побыстрее со всем этим покончить.
Нора Нивз продолжала стоять на месте, словно собиралась еще что-то сказать. О'Мирею это показалось странным.
– Что еще?
– Я по поводу этого Клонгарра… Он немного странный.
– Странный?
– О, это надо слишком долго объяснять… Во всяком случае, если вам понадобится моя помощь, можете меня позвать.
– Ваша помощь?
Не ответив, миссис Нивз вышла и вскоре ввела в кабинет Иоина Клонгарра, вид которого поразил врача. Это был маленький человечек, страдавший нервным тиком, лицо которого каждую секунду искажалось в жутких гримасах, а руки и ноги дергались так, словно по ним пропускали электрический ток.
– Так вы – новый док?
– Да.
– Значит так, в силу обстоятельств, вы – племянник старого дока?
– Да. Судя по вашей карточке болезни, я должен вам сделать укол?
– Как тот говорил, в силу обстоятельств…
– Хорошо… Ладно! Снимайте брюки и ложитесь на кушетку, пока я продезинфицирую иглу.
– Разве… Разве обязательно пользоваться иглой?
– Чтобы сделать укол? Не вижу, как это можно сделать по-другому?
– Как тот говорил, в силу необходимости, так?
– Именно так.
– Ладно… Значит, снимаю штаны, в силу обстоятельств…
Когда О'Мирей со шприцом в руках вернулся к своему пациенту, то при виде его маленького, размером с кулак, зада испытал к нему чувство жалости, и ему вспомнился один мудрый профессор, который говорил, что может установить характер человека по его заду.
– В левую или в правую?
– Простите, не понял?
– Сделать вам укол в левую или в правую ягодицу?
– Вы считаете, что обязательно должны мне сделать укол?
– Разве вы не за этим пришли?
– Как тот говорил, в силу обстоятельств. В правую!
Игэн протер участок тела, куда намеревался сделать укол, ваткой, смоченной в спирте, и уже собирался вонзить иглу, как Клонгарр сделал настоящий пируэт, оттолкнув О'Мирея, и, придерживая брюки одной рукой, позабыв вновь их надеть, стал носиться по комнате визжа, словно поросенок. Пораженный, Игэн неподвижно наблюдал это зрелище. Нора Нивз, которая, должно быть, подслушивала за дверью, строгим голосом призвала к порядку разбушевавшегося пациента:
– Вы опять начали свои выходки, Иоин?
Тот, все так же придерживая брюки одной рукой, захныкал:
– Ничего не могу с собой поделать, миссис Нивз!… Как только чувствую, что меня сейчас уколют,
