Часов в пять Агата Вьельвинь сказала Деборе:
– Куда запропастилась Моника? Она ведь знает, что должна мне помочь. Наверное, опять на свой дурацкий чердак полезла.
– Может, мне за ней сходить?
– Это было бы очень мило с вашей стороны, детка.
Дебора весело взобралась на чердак. С тех пор как Леон пообещал ей примкнуть к Реформистской Церкви, она больше не задавала себе вопросов о будущем. С легким сердцем она толкнула дверь чердака. Тишина поразила ее. Она вошла и окликнула:
– Моника?…Моника?
Голос отразился от огромных сводов и старой мебели. Она позвала еще раз:
– Моника?
Где она могла быть? Спустившись, Дебора постучала в комнату своей подруги и громко крикнула в замочную скважину:
– Моника, вы здесь?
Тишина. Она уже собралась уходить, когда до нее донесся какой-то странный шум. Это был не стон, не рыданья, но что-то вроде скрежета… хрипа… как будто кто-то задыхался. Решив проверить, по померещилось ли ей, она повернула ручку, и дверь открылась. В ту же секунду Дебора заслонила лицо руками, стараясь сдержать вырывающийся крик. Моника лежала на полу.
– Моника…
Закрыв за собой Дверь, Дебора склонилась над девушкой. Убедившись, что подруга ее жива, она просунула ей под голову подушку и испачкала руки в крови. Но Дебора была не из слабонервных. В первый момент она хотела немедленно предупредить домашних, но подумала, что преступник может быть где-то рядом и самым разумным будет сразу же сообщить в полицию. Она вышла, заперла комнату и положила ключ в карман. Так, по крайней мере, она могла быть уверена, что убийца не сможет добить свою жертву. Она спустилась по лестнице, стараясь идти как можно быстрее и тише. Из холла она позвонила, набрала номер Безопасности, номер, который ей дал Леон. Полушепотом она попросила:
– Плишанкура, пожалуйста, или Жиреля.
– Кто говорит?
– С виллы Нантье.
– По какому вопросу?
– Новое преступление.
В ответ послышался шум падающего стула, и тотчас же раздался голос Плишанкура:
– Кто на проводе?
– Дебора.
– Что случилось, девочка?
– Приезжайте быстрее… с врачом!
– Выезжаем!
Она повесила трубку и почувствовала облегчение. Минут через пять послышался скрип тормозов, около виллы остановилась машина. Плишанкур, Жирель, врач и еще двое полицейских бежали к крыльцу. На пороге их ждала Дебора:
– Никто ничего не знает… Моника… Она в комнате…
Плишанкур, не теряя времени, взбежал по лестнице, отдав на ходу приказания никого не впускать. Он удивился, найдя дверь в спальню запертой. Дебора объяснила, почему сочла нужным так поступить.
– Разумно… – согласился полицейский.
Врач осмотрел Монику и, поднявшись, заключил:
– Похоже, пучок волос на затылке спас ее от смерти: череп не поврежден. Думаю, она отделается шоком.
– Ее ударили так же, как и других?
– Как и других… Пойду вызову скорую.
Суматоха, как ни старались ее скрыть, привлекла внимание Нантье. Генриетта с дочерью и Армандиной спустились узнать, что происходит. Когда им рассказали, они исчезли в гостиной, замирая от ужаса. Плишанкур решил воспользоваться их состоянием и сразу приступил к допросу. Но женщины ничего не знали. Жорж уехал около двух часов, Жан-Жак – часом позже вместе с Патриком. Доктор же пришел к выводу, что Моника могла находиться в том состоянии, в котором ее нашли, уже часа два, то есть виновным мог быть любой из них, кроме Жоржа.
– Жорж отпадает. Вот что никак не вяжется с остальным. Выходит, мы зря его подозревали, – рассуждал Плишанкур уже в офисе.
Из показаний Агаты и Деборы следовало, что Моника провела полдня на чердаке и вернулась оттуда возбужденная своими находками: старинные платья, шляпы, всякие безделушки… Старший инспектор не понимал и злился на себя за то, что не понимает.
– Но должно же там быть что-то такое, что привлекло внимание преступника, напугало…
Никто не мог ответить на эти вопросы, и он ушел в отвратительном настроении, оставив одного полицейского охранять офис.
Есдинственный, кто почти обрадовался случившемуся, был комиссар Мосне:
– Вот видите, Плишанкур, мы правильно поступили, не задержав Нантье. Хороши бы мы сейчас были!
– Господин комиссар, но он должен как-то объяснить, откуда взялись деньги.
– Без сомнения.
– И потом, если господин Нантье не виновен, то преступник – кто-то из членов его семьи. Так что нам в любом случае не избежать шумихи вокруг всех этих трупов.
– Конечно, но я надеюсь, что Жорж Нантье – всего лишь жертва.
– Жертва, на которую с неба вдруг посыпались миллионы.
– Ну ладно, ладно… И поторапливайтесь, Плишанкур, что-то вы медленно работаете.
В кабинете Плишанкура ждал врач.
– Ну что?
– Как я предполагал, удар был нанесен тупым предметом. Убийца силен физически. Она выкарабкается, но пробудет еще некоторое время без сознания. Любопытно, у нее на пальцах, под ногтями, я обнаружил волоски красного бархата, хотя в комнате ничего красного не заметил. Как будто, падая, она схватилась за занавеску.
– Значит, ее ударили не в комнате?
– Это уж вы мне должны сказать.
– Хорошо, спасибо. Жирель, возвращаемся на виллу. Полицейские в очередной раз приступили к допросу Деборы и Агаты.
– Постарайтесь вспомнить все, о чем рассказывала Моника, когда спустилась с чердака.
– Она говорила о платьях, шляпах. Удивлялась, зачем нужно хранить все это старье. Тогда я сказала, что это на память… чтобы можно было вспомнить ушедшие года…
После последних слов кухарки в голове у Деборы словно произошел какой-то щелчок, и она воскликнула:
– Альбом!
И она рассказала об альбоме с фотографиями, альбоме из красного бархата с золотой застежкой, который Моника пообещала ей показать.
– Там есть фотографии госпожи во время первого причастия, господина – в тельняшке, дяди Жерома в военной форме и молодых Нантье – младенцами. В гостиной даже переругались, когда Моника сказала госпоже, что нашла альбом.
– Любопытно…
Плишанкур бросился в гостиную, где по-прежнему сидели дамы. Он обратился к Генриетте:
– Мадам, говорят, Моника, разбираясь в чулане, наткнулась на старый альбом.
