череп, слепленный из глины, какой пользуются скульпторы. Так вот, нас попросили определить, насколько он анатомически точен, и человеку какого типа мог бы принадлежать.
— А как они объяснили вам столь странную экспертизу?
— Никак. Да это и не наше дело. Но мы свою работу выполнили — заключение дали. У нас ведь с ними договор.
— А портрет вы не делали?
— Нас об этом не просили, но графический портрет мы все-таки сделали. Так, на всякий случай.
— Но это же дополнительная работа, — удивилась я.
— Да, но я поручила эту работу своему аспиранту, — улыбнулась Батурина. — Лишняя практика не повредит, знаете ли.
— А все-таки, насколько велик в этой работе элемент личного взгляда? Привносите ли вы какой-то характер? Настроение?
— Мы стараемся все делать стандартно, потому что для нас главное — сделать акцент на антропологическом типе. Поэтому мы работаем нейтрально и без эмоций. А чтобы изобразить эмоции и сделать реконструкцию более выразительной, нам надо изменять морфологическую структуру. Художники обычно делают большие глаза, чтобы сделать более эмоциональный портрет, нос чуть-чуть подправляют… Мы же не можем себе этого позволить. У нас все четко, определенно — структура черепа, его индивидуальность. Исходя из характеристик данного черепа, мы можем сделать только данное лицо. На монголоидном черепе мы никогда не сделаем европеоида, он у нас просто не получится. Мы должны исходить из основы, а основа у нас — череп.
— Только точная наука?
— Вот именно!
— Татьяна Семеновна, а не покажете ту реконструкцию, с глиняного черепа?
— Зачем она вам?
— Я бы хотела, чтобы вы подарили мне ксерокопию работы вашей лаборатории. На память, для себя. А поскольку это было вроде бы внеплановое мероприятие, то, может быть…
— Ну, не знаю… Это было задание прокуратуры.
— А они просили вас держать в тайне итоги именно этой работы?
— Нет, не просили. Хорошо, но — только одно условие — нигде не публиковать. Это — исключительно лично для вас. Обещаете?
— Обещаю. Спасибо! — я аккуратно убрала портрет в папку. — Татьяна Семеновна, а что в вашей работе самое интересное? Какой-то азарт в ней есть, или одна только строгая наука?
— Азарт? Есть немного. Ведь появляется лицо, которое уже не существует! Это же всегда очень интересно.
— А почему ваш Центр остается единственным в мире? Возможен ли переход на компьютерные методы реконструкции? Ведь современная техника это уже позволяет.
— Сегодня в мире существует только одна школа антропологической реконструкции — наша школа. Швейцарцы, например, берут нашу методику и на ее основе пытаются проводить дальнейшие исследования. Еще в Европе пытаются делать и компьютерную реконструкцию. Компьютерная программа 'Skull Maker', разрабатываемая сотрудниками Института Макса Планка (это — Max Planck Institute for Computer Science) как раз и призвана решить данную проблему. Работа 'Skull Maker’а' состоит из трех этапов: на первом — сканируются найденные останки, и на основании этой информации строится трехмерная модель черепа. Далее автоматически вычисляется толщина подкожных тканей и определяется их тип. Наконец, на третьем, заключительном этапе путем моделирования сокращений двух с половиной десятков мышц виртуальному лицу придается то или иное выражение. По словам создателей программы, разработанный ими алгоритм позволяет не только существенно повысить точность воспроизведения облика умершего, но и значительно сократить время, затрачиваемое на реконструкцию.
— Так это же замечательно!
— Да, но вот в чем проблема. Мы же восстанавливаем индивидуальное лицо, то есть, в сущности, у нас получается портретное сходство, потому что череп у каждого человека индивидуален. Как мы все разные, так же и черепа совсем разные. И чтобы достичь этого эффекта при компьютерной реконструкции, надо ввести в компьютер индивидуальный череп. А что сделали европейцы? Они ввели усредненный череп. Он объемный, с ним можно работать. Но форму черепа, некоторую изменчивость поверхности и форму тех или иных элементов им не удается индивидуализировать. Они только расширяют или уменьшают глазницы, увеличивают или уменьшают нос, меняют высоту носа. Но сделать индивидуальное лицо на этом компьютерном черепе вы не сможете — нужна программа, которая бы менялась при вводе конкретного черепа, или каждый раз каждый череп надо 'загонять' в программу. Надо создать программу, заменяющую 'ручную' реконструкцию. Так что принципиальная возможность есть, но осуществить ее пока что не удается. Я удовлетворила ваше любопытство? Когда напишете свою статью, то прежде чем публиковать, обязательно покажите ее мне.
— Само собой… И последний вопрос. Если бы я захотела легально купить человеческий череп. Как это можно осуществить?
— Скульптурную модель можно заказать в нашей лаборатории, и это сравнительно недорого. Пластмассовые муляжи продаются для учебных заведений. Для них же делают пособия и препараты. Но в частное владение настоящий череп вы законно нигде не купите. Я, во всяком случае, ничего об этом не знаю.
— А есть место, где много настоящих, всем доступных костей? — задаю я внеплановый, но такой важный для меня вопрос.
— А почему вы спросили?
— Просто женское любопытство.
— Нет, что вы, таких мест уже нет… заброшенные захоронения и те подпадают под охрану закона… Хотя, постойте. В Донецке, при мединституте, еще до Второй Мировой войны, говорят, был антропологический музей с колоссальными фондами. Слышала, правда, что он сгорел в период оккупации, но, может, не весь сгорел, не полностью…
— Кажется, у меня уже все. Большое вам спасибо, и простите меня за отнятое у вас время. До свидания, я вам позвоню, когда текст будет готов.
12
Антрополог, впервые заподозривший Петерсона в каких-то темных делах, оказался типичным 'советским' интеллигентом. Из тех, кого именуют 'ботаник' и как-то не особенно принимают всерьез. Как я узнала еще раньше, именно он обвинил Петерсона в том, что тот использует в своей работе настоящие человеческие черепа.
Сначала этот специалист вообще отказался со мной разговаривать. Я долго и нудно с ним переписывалась через Интернет, потом он дал свой телефонный номер, наконец, согласился на личную встречу. Но потом, когда он узнал, что эта беседа 'не под протокол', а просто беседа, что я не представитель власти и наш разговор ни к чему его не обяжет, то со скрипом согласился. Правда, взял с меня честное слово, что имя его нигде не будет упомянуто. Странный человек — верит слову журналиста — я продолжала представляться сотрудником петербургской газеты.
С самого начала беседу вела я, и на первых парах слова из него приходилось буквально выдавливать, как раба по капле. Но потом, когда мы с ним немного выпили, мой собеседник немного разговорился.
— …Насколько я знаю, компьютерная реконструкция по черепу наименее достоверна.
— Кто это вам сказал? — удивился мой собеседник.
— Неважно кто, но источник авторитетный и достоверный, поверьте мне.
— Вероятно, у вашего источника немного устарелые сведения. В этом году сотрудники немецкого Института компьютерных технологий закончили разработку программы, которая поможет судебным
