доходили слухи о возможной катастрофе, об опасности. Все, кто это поняли, отбыли, чтобы помочь народу спастись. Оставшиеся в очередях души слишком сильно цеплялись за свою надежду на возвращение, скапливались при каждом открытии ворот, толкались, не сводя с них глаз, и я не мог от них ничего добиться.
Я прошел мимо них, углубился в кусты и тощие травы плато, один. Наступил вечер. Меня охватило беспокойство, причиной которого, как я сначала полагал, были слухи об опасности, но вскоре ощущение опасности настолько усилилось, что я покинул кустарник и поднялся на невысокий гребень, двигаясь со скалы на скалу, во тьму. Спиной я оперся о скалу, лицо обратил в сторону ожидаемой зари. Тишь — но не полная тишь. Едва слышный шепот доносился до слуха моего, как будто море шептало… море там, где его нет и быть не может. Звезды роились все гуще, светили все ярче, в их свете мерцали отблески от скальных кристаллов, темнели тени кустов. Откуда звук? Такой незнакомый, но несущий опасность, об опасности предупреждающий. Я затаился, осторожно поворачивая голову, прислушиваясь, вглядываясь, подобно насторожившемуся животному, почуявшему непонятную угрозу. Свет возник в небе, и звезды угасли, а звук не угас, усилился. Я спустился с гребня, направился к краю пустыни, откуда доносилось сухое свистящее шипенье. Но где ветер, который пересыпает песок? Нет ветра. Все тихо, свежесть росы поднимается от ног моих. Я замедлил шаг, ибо все вокруг дышит опасностью. В воздухе опасность, я вдыхаю и выдыхаю ее. Медленнее, медленнее, сдерживаю шаг, держусь низкого гребня, у которого укрывался предыдущей ночью. Гребень убегает вдаль, к черным зазубринам горных пиков, мрачных, угрожающих в прохладной серой заре. Шуршащий голос песков крепнет.
Невдалеке от меня взметаются в воздух песчаные чертенята — и сразу прячутся в песок. Но ни ветерка. Нижние тучи темны и бездвижны, верх облачного покрова тронут зарей. И в небе движения нет. Молчит ландшафт, молчит небо, а звук сочится отовсюду. Вдруг прямо передо мной в воздухе появилось песчаное пятно, а вблизи песок как будто начал вибрировать. Я вернулся на гребень, повернулся, глядя на то место, которое покинул. Сначала — ничего, затем почти на том месте, где я стоял, песок задрожал и снова замер. Нет, мне щ почудилось. Тут и там слева от гребня появились в воздухе размывы песчаной взвеси. Вправо от гребня я еще не глядел, неотрывно смотрел туда, откуда вернулся, как будто ожидая, что оттуда бросится на меня какой-то зверь. Бессмысленно, конечно, но я не мог оторвать взгляда от того места. Снова движение… И снова все замерло. Как будто громадная невидимая палка ткнулась в то место. Уши заполнил слабый свист. Снова невидимая палка ткнулась в песок, взвился мелкий смерч, замер и опал. Краем глаза я заметил движение в полумиле, но основное внимание привлекало — теперь я понял, на что смотрю — рождение песчаного смерча возле меня. Песчаный джинн поднимался медленно, с задержками, формировался, и вокруг него песок приходил в движение и замирал, как будто разбегались песчаные волны. Затем вращение песка в смерче стабилизировалось, песчинки засверкали — значит, взошло солнце. Я бросил взгляд на небо — солнце обильно поливало песок чем-то красным.
Сформировавшийся смерч рос, вбирая в себя все больше песка. Вокруг него процесс повторялся: возникали все новые песчаные вихри, а над ними в небе зависали мелкие неподвижные облачка. Вся плоскость пустыни слева от гребня пришла в движение. Я заставил себя оторваться от этого песчаного кошмара и глянул вправо. Здесь тоже пустыня, та же пустыня, но никакого в ней движения. Лишь красный свет льется сверху. Но вот проскользнул мимо песчаный лис, желтый на желтом фоне. За ним второй исчез в скалах. Животных все больше, они бегут, спасаются от чего-то опасного, но за ними я ничего не вижу, хотя по другую сторону от гребня вся пустыня между смерчами трясется. Небо быстро стряхивало с себя красноту, покрывалось дымкой.
Поняв, что происходит и что произойдет далее, я заторопился вперед по гребню, который, как я надеялся, не поддастся пескам.
Беженцев, спасшихся от песчаных смерчей, я на скалах не обнаружил, но полагал, что их следовало бы искать в горах, возвышавшихся на достаточном от меня расстоянии. Затем увидел пятерых: женщину, мужчину и двух подростков, ошеломленных происходящим, одуревших от страха и меня не заметивших. Их сопровождала еще одна особа, лицо которой я видел в разделительных линиях. Я задержал ее, поинтересовавшись, что случилось.
— Скорее, скорее, — бросила она вместо ответа, но не мне, а тем четверым, которых сопровождала.
Они замерли, завороженно уставившись на взвившийся песок. Ей пришлось подтолкнуть подопечных, и те, спотыкаясь, устремились к горам.
— Там еще есть народ, — сообщила мне сопровождающая напоследок.
Я неуклюже побежал вперед, падая и поднимаясь, постоянно натыкаясь на мелкие группки, всегда сопровождаемые кем-то от линий. Спасенные тряслись от страха, то и дело косились на страшные пески, их все время приходилось подгонять.
Когда я добрался наконец до горных пиков, выраставших прямо из песка, спокойствия справа от гребня как не бывало. И там песок волновался, предвещая близкий конец гребня. Конечно же, песок погребет его под собой. Животные неслись по поверхности, без паники, целеустремленно, не оглядываясь, сознавая цель. Над ними пролетали стаи птиц. Животные устремлялись к тому плато, с которого я спустился. Но с определенной точки на этой песчаной равнине движения животных не наблюдалось. Я видел последних беженцев, и за ними бесконечные пески. Вдоль всего горизонта тучи песка вздымались высоко в синий кобальт утреннего неба.
Что же мне теперь делать? Беженцев уже некоторое время не видно. Может, все уже спасены, никого там и не осталось? Я направился вперед и вверх в правую сторону, дошел до скопления выросших на свежей скальной россыпи молодых хрупких кустов. Оттуда открывался вид на незатронутую ранее часть долины, где тоже началось движение песка. В тот же момент я увидел внизу скопление валунов, на которых заметил две фигуры. Они стояли, отвернувшись от меня, глядя в долину. Кажется, я их узнал. Я побежал к ним, понимая, что оба парализованы пережитым потрясением до такого состояния, что могут только смотреть на происходящее, широко открыв глаза и все понимая, но не в состоянии двигаться. Одновременно в голове билась мысль, что я успею до них добежать, но вряд ли успею их вывести, даже если смогу заставить их двигаться. И третья мысль, что это мои старые друзья Бен и Рила, вместе и, как видно, уцелевшие, хотя и заброшенные небо ведает куда.
Спустившись к пескам, я почувствовал под ногами их движение. Я спотыкался, шатался, пытаясь докричаться до своих друзей, но они не слышали, либо не в состоянии были реагировать. Когда я добрался до их валунов, рядом возник смерч. Я вскочил к ним на камни.
— Рила, Бен!
Оба дрожали, не глядя на меня, не отрывая взглядов от ожившей пустыни. Наконец повернули ко мне головы, но узнать меня не смогли. Я тряс их, но они, хотя и не сопротивлялись, как будто ничего не чувствовали. Я бил их по щекам, орал в уши, и в глазах их, кажется, появилась тень возмущения, замешанного на непонимании: зачем он это делает?
Я остановился прямо перед ними.
— Я Джохор! Ваш друг Джохор!
Бен, казалось, очнулся, но тут же вытянул шею, чтобы заглянуть за меня, мимо меня, вернуться к созерцанию пустыни. Рила, казалось, так меня и не видела. Я выхватил Сигнатуру, поднял к их лицам. Глаза их тут же переметнулись к Сигнатуре. Я шагнул вниз, и они последовали за мной. Да, они двинулись за мной, но как лунатики. Маня их за собой Сигнатурой и пятясь, я спустился на шипевший и дрожавший песок.
— За мной! — Я сверкнул Сигнатурой и повел их, сначала продолжая пятиться, затем полуобернувшись вперед, чтобы не врезаться во внезапно возникший смерч.
Они шатались, спотыкались; казалось, кто-то тянет их за шеи, заставляя обернуться к пустыне, но я усиливал тягу Сигнатуры и тащил их за собой. Наконец мы добрались до горной твердыни. Они мгновенно обнялись и повернулись к пустыне. И я смотрел с ними вместе, и на меня она повлияла, загипнотизировала своей ужасающей силой. Там, где мы только что ковыляли, переливалось золото песков. Мы приросли к месту, а в долине смерчи срастались друг с другом, сливались воедино, и скоро вся гладь пустыни превратилась в одну невообразимую центрифугу, центр которой удалялся от нас, а скорость засасывающего песчаного вихря возрастала. Я не мог оторвать глаз от этого зрелища, разум мой уже всосался в грандиозный песковорот. Но тут с неба спикировал на меня черный орел, захлопал передо мною крыльями, завопил:
