что-то получится. Попытайтесь вернуться на Шикасту, преодолеть трудности…
Но они не слышат меня. Слышат они лишь то, что желают услышать. Возобновляется невидимая возня вокруг призрачных комитетских столов заседаний.
Нет, не для пугливых рубежи Шикасты. Многие дрогнули здесь, многим застлал глаза ужас. И сам я пал духом, пробираясь мимо толп этих ожесточенных заморышей. Не впервой мне проделывать такое, опыт, конечно, помог, но все же в этот раз все гораздо хуже, чем в предыдущий. Бедная Шикаста!
Наконец я добрался до входных постов и очередей. Поискал Рани, которая снова одолела половину очереди и вынуждена была отвлечься ввиду свалившейся откуда ни возьмись экстренной ситуации. Кроме нее никого. Рилы и Бена не видно. Я спросил о них, она ответила, что поставила их в очередь и вернулась на свое место. Отправившись на поиски, я вскоре выяснил, что похожая по описанию пара заняла место в очереди, но на что-то отвлеклась, удалилась, больше их никто не видел.
Что делать? Уже поздно, у меня сил не осталось, но надо идти, искать.
Далеко идти не пришлось. Дойдя до кустов, я увидел несколько танцующих в воздухе шариков разного цвета; как будто играли в какую-то групповую игру, вроде пятнашек, живые существа, сталкиваясь и разлетаясь, гоняясь друг за другом и ускользая. Я вдруг понял, что некоторое время стою неподвижно, следя за полетом этих дразнящих друг друга пузырей. Я заставил себя сдвинуться с места и скоро обнаружил сидящих среди кустов на теплом белом песке Бена и Рилу. Они счастливо улыбались, следя за шарами.
— Рила, Бен! — крикнул я. Пришлось повторить зов, ибо они меня не услышали.
Приблизившись, я оказался непосредственно под шариками: Они оказались прозрачными или полупрозрачными, сверкающими сквозь оболочки живыми искорками всех цветов радуги. Оторвать внимание парочки зрителей от феерической игры было делом нелегким. Я заметил, что Рила что-то сжимает в кулаке, заставил ее разжать руку. Она умудрилась поймать один из летающих шариков, в ее руке он потерял форму, цвет и сияние. Бесформенная вещица в ее ладони медленно восстановила шарообразность, подпрыгнула и снова смешалась с носящимися в воздухе собратьями. Рила и Бен на меня по-прежнему реагировали весьма слабо и заторможенно. Я подхватил обоих под руки и потащил прочь. Они спотыкались, оглядывались — как тогда, в кипящих песках. Опомнившись наконец, Рила накинулась на меня, обвиняя в том, что я их бросил. Я не выдержал, рассмеялся. Засмеялся и Бен, но Рила продолжала ругаться.
Я снова нашел Рани, поручил Рилу ее заботам. Под непрекращающееся причитание Рилы взял Бена под руку и повел мимо очереди. Он осознав, что время пришло, и явно испугался, посерьезнел.
— Надо, Бен. Ты должен. Время пришло.
Он вздохнул, закрыл глаза, вцепился в меня обеими руками. За нами извивались длинные очереди ожидающих. Когда — то никаких очередей здесь не было, но войны, болезни сжирали людей, появлялись новые возможности. Некоторые в этих очередях маялись еще со времени моего входа в Зону 6 в ходе этого посещения, перешли на Шикасту, пали жертвой войны, несчастного случая, болезни и снова появились здесь. Мы с Беном шагали вперед, к клубящейся впереди дымке, оставляя очередь позади. Вот мы встали перед пульсирующим туманом и пульсирующей тишиной. Пришла пора собраться, сосредоточиться. Ничто не поддерживало нас, кроме отпечатка Сигнатуры, проявляющегося как клеймо на коже при нагревании или под давлением. Мы как будто доверялись чему — то непостижимому, добровольно уничтожали себя.
Ощущалось в нас какое-то сходство с теми храбрыми душами на Шикасте, которые, веря в правоту своих устремлений, бросали вызов жестоким правителям, полностью сознавая, что идут на гибель, на пытки духовные и физические, на лишения. Но они верили в свои возможности.
Перед нами материализовались два сгустка бродящей смеси, и я скользнул в один, а Бен в соседний, отказываясь от себя. Наши души обрастали плотью; умы, суть жили ни на миг не замирающей жизнью; но память уже ускользала.
Должен признать, что момент этот в высшей степени неприятен. Вплоть до паники. Кошмарные миазмы Шикасты сомкнулись вокруг меня, и последним напряжением воли я послал это сообщение.
Время приспело. Чем больше думаю, тем больше я в этом убеждена. Сообщила Джорджу, и он велел сначала разобраться с фактами. Так вот, фактов у меня предостаточно.
У меня двое старших братьев, Джордж и Бенджамин, оба на два года старше меня. Они близнецы. Не настоящие, разнояйцевые. Меня зовут Рэчел. Мне четырнадцать.
Отца нашего зовут Симон, а мать — Ольга. Наша фамилия Шербан. На самом деле — Щербаньски. Но это, видишь ли, здешним не по уму. Дедушка сменил фамилию, прибыв из Польши во время войны. Второй мировой. Они с бабушкой смеялись, вспоминая, как здешние ломали языки на нашей фамилии. А я злилась, когда это слышала. Ничего смешного в этих дураках англичанах я не вижу. Дедушка был еврей. Но бабушка не еврейка.
Наше образование явно отличается от обычного. Для того, чтобы это написать, мне пришлось многим поинтересоваться. В том-то все и дело.
Для начала, родились мы все в Англии. Родители наши работали в большой лондонской больнице. Мать врач, отец администратор. Но потом они решили переехать в Америку, потому что Англия — непролазное бюрократическое болото. Они, правда, не говорили, что, мол, ноги их больше не будет в Англии, что там невозможно жить и все такое. Нет, в Англии просто невозможно работать. Из Америки мы переехали в Нигерию, потом в Кению, а оттуда в Марокко. Где и сейчас находимся. Обычно родители работают вместе в больнице, в экспедиции и все такое. Мы все знаем об их работе. Они нам все подробно, не спеша растолковывают, что к чему и почему. Взявшись за перо, я поняла, что мало в каких семьях так принято. В том-то все и дело. Иногда мать моя, Ольга, направляется куда-то и берет меня с собой. С малых лет. Смешно, но мне это нравится. Мне захотелось спросить ее почему. Я спросила. Она ответила:
— В странах, где они еще не обюрократились, такое возможно. — И добавила: — Это не Англия, здесь детей любят.
Родителям нашим в Англии многое не нравится. Но все же они нас туда то и дело посылали.
Учились мы много и много чему, но школу толком не посещали. Я знаю французский, русский, арабский, испанский. Ну и, само собой, английский. Отец обучал меня математике. Мать подсказывает, что прочитать. В музыке я тоже разбираюсь, потому что родители играют и все такое.
Братья тоже иногда с матерью, но сейчас чаще с Симоном. Он берет их на семинары, на лекции, на конференции. Иногда мы ходим в школу по году, а то и по два.
В Кении так и было. Директор школы наш знакомый. Он нас переводил из класса в класс, вроде, чтобы подобрать условия, и все такое. На самом деле, чтобы мы больше выучили. Он и с другими такое проделывал, с приезжими и со своими, кенийскими тоже. Он сам кикуйю. Мы там основательно поднаторели в мировой истории, в международной экономике. Ну, и отдельно с нами учителя все время занимались и все такое. Большое дело, что по такой сумасшедшей системе тебе не надоедает учиться. Иногда, правда, до чертиков хотелось осесть на одном месте, подруг завести и все такое. Друзья-то у нас были, да все время в других странах.
На каникулы нас в Англию посылали три раза. Жили мы в Лондоне и на ферме в Уэльсе. Научились там ухаживать за животными и узнали, как что растет. Джордж провел в Англии целый год, с декабря по декабрь, чтобы познакомиться с временами года. Бенджамин отнесся к этой идее скептически и не захотел присоединиться к брату. На него тогда хандра напала, и все такое.
Мне жалко было, что Джордж на целый год уехал.
Правду сказать, я очень ревнивая. В том-то все и дело. Маленькой ревновала к близнецам. Они-то вместе, а я одна. А когда они вместе, они меня не замечали. Джордж хоть иногда обращал внимание.
Бенджамин, когда был помладше, всегда к Джорджу льнул. Все думали, что Бенджамин младше брата. Они очень разные, Бен чаще такая бука. Джордж всегда его подбадривал, а тот дулся и сматывался куда- нибудь в угол. Но потом возвращался и старался, чтобы Джордж его заметил. И Джордж его замечал. А я ревновала.
И сейчас ревную.
Когда Джорджа не было целый год, я думала, Бенджамин обратит на меня внимание. Но ошиблась. Мне, вообще-то не очень-то и хотелось, мне Джордж нужен был.
А теперь я перейду к тому, что помню из детства.