Корана и под музыку уроков танца. С уверенностью можно сказать, что детишки, прошедшие через этот лагерь, не подвергнутся тлетворному влиянию компартментализации умов.
Ранний ланч состоит из фасоли и овощей. Потом тихий час. Затем промывание мозгов в виде лекций по истории и современной политической обстановке. Коран, Магомет, Ислам. Христиане и иудеи, которых гораздо меньше, занимаются в более комфортной обстановке. Затем, благодарение небесам, жара отступает и настает время развлечений, ужина. Молитвы, проповедь — всегда оптимистическая, бодрящая, на это тут обращают особое внимание. И спать. И ни секунды уединения. Как на улице большого города, где постоянно надо следить, чтобы тебе не наступили на ногу, чтобы не наткнуться на встречного. Все подтянуты, вежливы. Но вдруг стройность колонны нарушилась, от нее откололась пара или группа пацанов, взметнулись в воздух кулаки, пошло выяснение отношений. Туда мгновенно бросаются юноши, добровольцы из расположенного неподалеку молодежного лагеря.
Я заметила Бенджамину, что психология питомцев его лагеря резко отличается от психологии детей, выросших в семье.
— Да, не спорю. Но это все же лучше, чем смерть.
В его лагере содержатся дети, потерявшие родителей. Невольно вспомнились трое сирот, оставленных Назимом и Ширин.
Бенджамин шагает по лагерю, улыбается всем встречным. Дети радуются ему, воспитатели улыбаются ему, он любит их всех. Я понимаю, что недооценивала Бенджамина. Если не сравнивать его с Джорджем, он прекрасный парень. Деловой. Несмотря на скудость ресурсов, лагерь функционирует отлично, видно, что руководство на высоте. Бенджамин хотел бы построить еще несколько бараков и навесов для занятий, но пока не получается. Больше всего он боится вспышки какой-нибудь болезни.
Бенджамин спонтанно выдал вполне профессиональную речь-проповедь. Без подготовки и даже без предварительного намерения. Когда я увидела, что он готов открыть рот, мне непроизвольно подумалось: не вздумай подражать Джорджу! Но Бен не собирался никому подражать, он остался самим собой, и речь соответствовала уровню аудитории: нечто среднее между ободряющим напутствием тренера школьной спортивной команды и обращения к воспитанникам директора той же школы. Один за всех, все за одного, все мы братья, братская помощь каждого каждому, а всем нам да поможет Аллах, он же Иисус Христос. На семьдесят процентов Аллах, на тридцать процентов Иисус Христос, — примерно так соотносились конфессии в этом лагере.
Дети отправились спать, а Бенджамин повез меня обратно, прихватив кое-кого из персонала лагеря. По дороге к нам еще несколько раз подсаживались молодые люди, и в конце пути перегруженный грузовик еле полз.
По пути Бен затронул две темы. Во-первых, я должна завести себе парня. Я прекрасно поняла, что он имеет в виду мою «нездоровую» привязанность к Джорджу. Так я ему и сказала и заверила, что он ошибается. Бенджамин в свою очередь заверил, что вовсе не имел в виду «ничего такого», но если я буду дожидаться партнера, достоинствами равного Джорджу, то умру девственницей. Конечно же, я разозлилась, но чувствовала, что злиться вовсе не следует, так как он искренне обо мне беспокоился, не ерничал, как обычно.
— Нас обоих еще ждут связанные с Джорджем проблемы, — пробормотал Бен после довольно продолжительной паузы.
Я тоже помолчала и буркнула, что не собираюсь пополнять население летского лагеря. Он подивился моей дремучести в области предотвращения нежелательной беременности. Я парировала тем, что вовсе я не такая серая, однако не понимаю пар, живущих без детей, без семьи, без дома. Бенджамин ухмыльнулся и объяснил мне, неразумной, что существует еще такой немаловажный фактор, как секс. Тут я поставила жирную точку в конце нашей содержательной беседы, объявив ему, что в случае, если вдруг изголодаюсь по сексу и не смогу найти себе полноценного партнера, непременно обращусь за помощью к нему, безмозглому. Мы дружно рассмеялись, и я поняла, что впервые в жизни мне полностью и безоговорочно понравился брат мой Бенджамин.
Далее он затронул тему лагеря для девочек, предложив мне взять на себя заботу о нем. Я с ходу отказалась, заявив, что ни за что не справлюсь. Мы попрепирались на эту тему, однако без ожесточенности. Бен сказал, что тоже полагал, что не справится, а вот ведь… Да и не надо особенно самому напрягаться, ведь есть куча помощников. Помощники в его лагере все сплошь нашего возраста, лет по семнадцать- восемнадцать. В лагере для мальчиков работают только парни, ни одной женщины. Поспорили и на эту тему. Собственно, Бенджамин даже и спорить не хотел. Страна мусульманская, не хватало ему еще всяких имамов и улемов на задницу. Я не сдавалась. Мусульманская или марсианская, а половина сотрудников должны быть женского пола. Хоть какой-то налет материнской ласки. Бенджамин и слышать не хотел об этом, не без оснований опасаясь как религиозного, так и светского начальства.
Посетила с Бенджамином и лагерь для девочек. Между двумя лагерями пять миль и непроницаемая стена мусульманской морали. Есть в лагерях и разлученные братья и сестры. Еженедельно их свозят в молодежный лагерь, на «нейтральную» территорию, чтобы дать возможность общения, чтобы они не забыли друг друга. Уже что-то. Я не высказала ни одного критического замечания, но Бенджамин все время опасливо поглядывал на меня, как будто ожидая ругани.
Лагерь девочек выглядит так же, как и лагерь мальчиков. И одежда похожа: легкие белые или голубые брюки и туники с коротким рукавом. Головы мальчиков украшают кефии, девочки ходят в маленьких фесочках поверх легких муслиновых вуалей — это называется чадра. Ветер щедро бросал в лицо пыль, и я позавидовала девочкам, рты и ноздри которых были прикрыты. Помощницы здесь по большей части уроженки Туниса, но без китаянок не обошлось.
Распорядок дня такой же, как и в лагере для мальчиков.
Ближе к вечеру я оказалась под соломенным навесом столовой, а покинувшие свои спальные бараки девочки столпились неподалеку, наблюдая за мной. Я оказалась здесь новым явлением. Новое лицо, отсутствие формы, короткое красное платье поверх блекло-голубых шаровар. Платье с короткими рукавами. Ничего вызывающего, но для них необычно. Экзотика. И не из-за внешности. Не так уж я от них и отличаюсь. Я улыбалась, помахала девочкам рукой, поприветствовала, но они молчали. Мне казалось, что их многие и многие тысячи. Я опустилась на циновку, приглашающе указала рядом.
— Садитесь, поговорим!
Сначала села одна, потом вторая. Затем вдруг, разом, все остальные. Сидели и молчали. Тут появился Бенджамин, и они все убежали.
Бенджамин повел меня в административный барак. Он явно желал избежать нездоровой шумихи.
— Ну как, возьмешься?
— За что? Что конкретно придется мне делать?
— Ничего особенного. Жить здесь, быть в любое время для каждого доступной, координировать, согласовывать, устраивать…
Я сказала, что подумаю.
После ужина Бен и здесь произнес речь, практически такого же содержания, что и в лагере для мальчиков. Всем понравилось. Добрая воля, все друг другу сестры, взаимопомощь, любовь… Я подумала, что и сама смогла бы такое оттарабанить, как делают многочисленные господа политики.
Уехали мы уже затемно. Девочки перед тем, как убраться в свои спальные сараи, маршировали по лагерю колоннами по пятьдесят человек, каждая с двумя девицами моего возраста впереди и одной замыкающей, громко распевали. На небе появилась луна.
Я обещала Бену подумать.
Сегодня решила, что не соглашусь работать в лагере для девочек. И тут же вернулся Джордж. Он привез с собой сирот — мальчика и девочку. Брата отдадут в один лагерь, а сестру в другой. Касем и Лейла. Родители их умерли от холеры. Тихие дети, послушные. Когда Джордж ушел, они удалились в его комнату и закрыли дверь. Наверное, чтобы поплакать.
Я сидела в гостиной. Вошел Джордж и сел напротив. Все двери открыты: добро пожаловать, кто желает. Я рассказала брату, что была в лагерях и что эта работа не по мне.
Он молча ждал продолжения, но я тоже молчала, и Джордж спросил:
— Бенджамину сказала?
— Да, — ответила я, и он озабоченно, но как бы смирившись, заметил:
