— Бен, конечно, расстроился.
— Да, расстроился. — Джордж сидел, улыбаясь, и я продолжила: — Я думала о нашем воспитании…
— Ну-ну…
— Часто ли дети получают такое воспитание, как мы?
Он кивнул.
— А там… Лагеря, толпы, громкоговорители, строем в сортир, строем в спальню…
Джордж кивнул.
— Но две-три веточки кто-то выхватывает из этого костра.
Он вздохнул, как бы в нерешительности, скрестил ноги, снова разъединил их, пошевелил пальцами, снова вздохнул.
— Рэчел, если ты сейчас заплачешь, я встану и уйду.
Но я не собиралась плакать и не собиралась уступать. Я чувствовала свою правоту. И он сказал:
— Рэчел, эти двое… Возьмешься присмотреть за ними?
— То есть… Ты не отправишь их к Бенджамину, в лагеря?
— Не хотелось бы. Они из семьи вроде нашей. Касему десять, Лейле девять.
Я думала о том, чего мне это будет стоить. О наших родителях, о нашей семье, нашем воспитании и обучении.
— Я попытаюсь.
— Отлично, — сказал Джордж и встал, чтобы выйти.
— Если бы я согласилась помогать Бенджамину и отправилась в лагерь, то не смогла бы ими заняться. Кого бы ты тогда попросил?
Поколебавшись, он сказал:
— Сюзанну.
Я онемела.
— Сюзанна добрая девушка. — В этой фразе не было ничего обидного для меня. Просто констатация душевных качеств Сюзанны. Он кивнул, улыбнулся и вышел.
Сегодня Джордж зашел ко мне и сообщил, что снова уезжает. Надолго. По всем молодежным армиям Европы, дальше в Индию, в Китай. Поездка займет год, а то и дольше.
Я просто потеряла дар речи. Он только что вернулся, и вот, опять… Мы даже толком не успели поговорить.
— Последняя поездка, Рэчел.
Сначала я подумала, будто Джордж намекает, что его убьют, но потом поняла, что это не так. Просто больше не представится возможности совершить такую поездку. Он сказал, что сюда будут приезжать люди, что он оставит мне инструкции, как поступать и что говорить.
Не Симону и не Ольге?
— Нет, Рэчел, тебе.
Я понимала, что это означает.
Затем я подумала, что, в конце концов, можно будет опереться на Бенджамина, что он парень толковый и энергичный и все такое… Только я успела это подумать, как Джордж заявил, что Бенджамин тоже отправится с ним.
Он сидел, глядя на меня, озабоченный, но ожидающий от меня проявления силы, мудрости, собранности. Я не могла порадовать брата ничем из перечисленного.
— Рэчел, ты должна. Придется поднапрячься.
Я не могла вымолвить ни слова.
— Я еще месяц пробуду здесь, — сказал Джордж и вышел.
Я обессиленно опустилась на постель.
Сегодня народишку объявлено, что Приснославные Пан — Европейские Социалистическо- Демократическо-Коммунистические Диктатуры за Сохранение Мира приветствуют благодетельное покровительство Славных Братьев Китайских.
Ну, и что теперь? Как будто что-то изменится… В чем соль и с чем эту соль жрать?
Джордж, услышав радиосообщение, посерьезнел.
— Но ты ведь знал об этом заранее? — спросила я его.
— Знал, но не ожидал, что все произойдет так скоро.
Он послал записку Бенджамину с кем-то из кафе «Мир», потому что телефон опять не работал. Этой запиской Джордж срочно вызывал брата. Они с Бенджамином теперь встречаются каждый вечер. Сам он наведывается в лагерь, встречается с детьми, затем едет с Бенджамином ужинать в кафе. Бенджамин получил от китайцев приглашение в Европу и весьма обрадовался, но не хочет свою радость демонстрировать, стесняется.
Каждое утро перед завтраком Касем и Лейла приходят в мою комнату, я занимаюсь с ними испанским, географией, историей и религией. Программу определил Джордж. Днем я преподаю в колледже, а вечером занимаюсь с детьми португальским и историей Земли. Остальное время они проводят с Джорджем. Ольга и Симон детей едва заметили. Ольга вернулась в больницу, воюет с бюрократами. Симон взял недельный отпуск после легкого сердечного приступа. На отпуске настоял Джордж. Они часто беседуют. Недавно Ольга сказала, что, похоже, выполнила отведенную ей норму.
Я спросила, относится ли это к нам, значит ли это, что мы выросли? Ольга ответила, что примерно так это и следует понимать. На что я возразила, что зрелости в себе не ощущаю. Мама растрогалась, рассмеялась: «Вот и хорошо!» Так мы и живем сейчас.
Сегодня вечером, кроме Джорджа и Бенджамина, в гостиной собралось около десятка человек. Один из них, прибывший из Индии, упоминал девушку по имени Шарма. По реакции Бенджамина я поняла, что Джордж испытывает повышенный интерес еще и к этой девушке. Человек из Индии передал Джорджу пачку писем от нее. После ухода посетителей Джордж вышел с Касемом и Лейлой, и я осталась с Бенджамином наедине. Приперла его к стенке, спросила, что эта за Шарма такая.
Я сразу поняла, что нужно проявлять выдержку, чтобы не сорваться на ругань, не поссориться с Беном.
Бенджамин осторожно сообщил, что, похоже, Джордж об этой девушке… гм… мечтает. Он тоже опасался взрыва с моей стороны.
— Это серьезно? — спросила я.
— Я думал, ты спросишь, а как же Сюзанна.
Я и вправду думала о Сюзане.
Тут я поняла, что вот-вот сорвусь и что следует отказаться от допроса Бенджамина. Он ведь совершенно ни при чем, так что незачем на него орать. Поэтому я встала и, еле сдерживаясь, вышла.
Спала я плохо, думала о той индийской клуше и Джордже. Мучили дурацкие сны. Все от меня ускользало, одолевала слабость.
Сегодня вечером Джордж пришел ко мне в комнату, когда я занималась с детьми португальским. Я поняла, что он пришел специально, чтобы дать мне возможность спросить о той девушке. Он отпустил детей, сел напротив и уставился мне в глаза.
— Рэчел, что ты хочешь от меня услышать?
— Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь ту цацу из Индии, что она самая расчудесная, самая распрекрасная, чуткая, умница-разумница, замечательная и так далее.
— Хорошо, считай, что я так и сделал. И что теперь?
Как водится, я не нашла, что ему сказать.
Я молчала, и тогда Джордж продолжил:
— Нетрудно полюбить, когда чувствуешь большие возможности. Потенциал, так сказать.
— Значит, и эта до тебя не доросла?
— Ты прекрасно понимаешь, Рэчел, что идеалы недостижимы.
— Понимаю.
— Очень хорошо.
— Ты о Сюзанне не упомянул.
