Другие, несомненно, чувствовали то же самое — недаром Ройведа судорожно стискивал кулаки, а Эстэа с болезненной гримаской тёрла лоб — хотя едва ли понимали, что происходит: детишкам не с чем было сравнивать. Но светлой княжне, видевшей ещё правление императрицы Луанны, бабки Демеро, не узнать ментальную сеть, в которую стремительно трансформировался накрывший её колпак, было непростительно.
В конце концов, почти треть жизни она проходила, нося такую же сеть.
Или, может, не такую. Эта сеть была… деликатнее, что ли. Она не держала в тисках — а всего лишь направляла. Если не знаешь, что искать и где, заметить её было практически невозможно. Но Танарэа знала. И успела убедиться, что прочностью эта сеть ничуть не уступает прежней — она просто… другая. Волну горечи, страха и разочарования, которая поднялась в ней при мимолётной мысли
Впрочем, выпади ей свободный выбор, она не стала бы ничего менять. Служить этой девочке с синими глазами было достойнее, чем убийце собственного сына, подонку и негодяю Демеро.
Гвардейцы всё ещё ждали её ответа.
— Мы идём дальше, — отрывисто произнесла Танарэа. — Энорэ сай ясно определила конечную цель. Развернуть энергощиты, отряд.
Она парила в не имевшей конца и края звёздной бездне невесомым живым огоньком, окруженная тысячами и сотнями тысяч таких же светлячков. Чтобы пересчитать их, наверное, не хватило бы целой жизни. На миг девушка потерялась среди них, растворилась в тишине и покое звёздной ночи, а затем неожиданно поняла: люди! Это же всё люди!
Молодые и старые, гваньер и ардражди — они парили над поверхностью планеты и бродили по дну громадного города, разговаривали, смеялись, ссорились, любили и горевали, спасали жизни и убивали друг друга, а девушка смотрела на них, не в силах оторваться. Она не знала, сколько прошло времени — мгновение или целая вечность: в звёздной бездне пространство и время не имели значения. И достаточно было только протянуть ладонь, чтобы звезда сама скользнула в неё.
Тело повиновалось послушно. Пожалуй, чересчур послушно — словно не встречая на пути преграды даже в виде воздуха. Сердечник подняла к воображаемому лицу воображаемые руки, с интересом изучая их. Они утратили плотность и более всего напоминали голограмму, которую Альд показал ей в зале совещаний — из множества слоёв, наложенных друг на друга. Стоит присмотреться, и под верхним слоем разглядишь другой, под ним третий, четвертый… мышцы, нервные отростки, кровеносные сосуды, кости… Интенсивное синевато-золотистое свечение вокруг её тела только усиливало эффект.
— Офигеть, — вслух заявила она, с интересом отметив, как при звуке её голоса одни светлячки замерцали и попытались отстраниться, а другие, напротив, придвинулись ближе, словно стараясь не упустить ни слова. — Я призрак. Любопытно… Что тут у нас? — Она скользнула, было, вперёд, но тут же заметила, что от её рук к шести светлячкам, окутанным чем-то вроде частой сетки, тянутся полупрозрачные невесомые нити. Попытка стряхнуть их успеха не возымела: нити свободно растягивались и сжимались, следуя за её рукой. Когда девушка попыталась разорвать их, все шесть светлячков внезапно сменили цвет с серебристо-голубого на тревожный, багрово-красный и испуганно, как показалось девушке, заметались.
— Нехорошо вам, да? — нисколько не расстроившись, промурлыкала Сердечник. — Так и быть, рвать не будем. А вы мне за это попрыгайте, зайчики!..
Она резко согнула пальцы.
Танарэа без сожаления добила противника… и, внезапно ощутив острую боль в левом сердце, отпрянула в сторону и привалилась плечом к стене. Из глаз суровой несгибаемой ардражди брызнули злые слёзы. Два сердца и четыре круга кровообращения помогали ардражди лучше переносить мощные мышечные нагрузки, делали их сильнее, выносливее, но аритмия одного сердца легко могла стать фатальной — второе немедленно отказывало.
— Не надо… — едва шевеля губами, выдавила она, — не надо… ох, не могу… пожалуйста, не надо…
Гвардейцы задыхались, хватаясь за грудь, лица их посерели, на лбу выступил пот. Миро ди Глерран несколько мгновений в оцепенении смотрел на корчащихся людей; сам он не испытывал ни малейшего дискомфорта. Затем, опомнившись, ардражди бережно встряхнул свою ношу.
— Энорэ сай, отпустите, не надо, — стараясь смягчить хриплый голос, попросил он. — Вы же убиваете своих…
По внутреннему ощущению Танарэа прошла целая вечность, прежде чем гваньер пошевелилась, в глазах на миг мелькнуло осмысленное выражение — и боль пропала, словно задутое ветром пламя. Судорожно хватая ртом воздух, женщина выпрямилась.
'Ментаты… необученные ментаты, Шак'хан побери!
Танарэа шагнула вперёд, не вполне доверяя ослабевшим ногам — и воспоминания, свежие и полузабытые, горестные и радостные, замелькали перед её глазами, как альбомные страницы, быстро- быстро переворачиваемые чьей-то уверенной рукой. Княжна мотнула головой, ничуть не ошарашенная подобной бесцеремонностью. Ментаты императрицы тотальное сканирование практиковали как привычку: её новая госпожа по сравнению с ними была верхом деликатности.
Ар-капитан приложила ладонь Сердечника к сенсорной панели на стене. Не понадобился даже код: отпечаток ладони мгновенно сменился знакомым символом 'эгро', и массивные двери разъехались в стороны. Искин не обманул: его госпожа даже без сознания была самой лучшей отмычкой.
'Если я хоть немного знаю нашего возлюбленного императора, корчиться ему на полу с выжженным мозгом, — с совершенно неардражевским злорадством подумала Танарэа и выстрелом в голову уложила незнакомого гвардейца с нашивками ар-майора. Энергощит потрескивал, абсорбируя выпущенные в неё энергетические заряды. — Стоит идти вперёд, когда есть, пусть даже ничтожная, надежда на это посмотреть'.
Определённо, стоит.
Оставив эксперименты со своенравными нитями, Сердечник ещё раз огляделась. Волнение среди светлячков успокоилось: завершив позиционирование, они словно бы замерли в предвкушении — что ещё предпримет неуклюжая девчонка, не помнящая даже собственного имени? И невозможно было утерпеть, чтобы не протянуть руку и не коснуться осторожно ближайшего огонька — одного из тех, что был привязан к её пальцам, как воздушный шарик.
О своей опрометчивости девушка пожалела мгновенно.
Когда давно знакомый человек подходит к тебе, память сама, без какого-либо стороннего вмешательства, выдаёт кто перед тобой, его имя, возраст, семью, детей и родителей, увлечения и интересы, кто он для тебя, кто ты для него и ещё кучу нужной и ненужной информации. Произошедшее в момент прикосновения было именно таким узнаванием, но намного быстрее и жёстче. Девушке показалось, словно всю жизнь другого человека от рождения до настоящего дня, все маленькие тайны и грязные секреты, сжали, спрессовали, скатали в тугой клубок и почти насильно сунули ей в руки: смотри, не поперхнись! Чужая жизнь обрушилась на неё тропическим ливнем, водоворот красок, образов и звуков захлестнул и, погребая под собой, безжалостно потащил на самое дно. Если бы девушка могла, она бы забыла, как её зовут, где она находится и что делает.
Миг прошёл или целая вечность, прежде чем она смогла вынырнуть, Сердечник не знала. Но реальность колыхнулась — на миг девушке даже показалось, что она видит яркий электрический свет, бьющий в глаза, и обеспокоенное мужское лицо — и звёздная бездна, спокойная, невозмутимая и уже привычная, окружила её.
— Танарэа… светлая княжна ди Кассен… двести тридцать семь лет, а всё мишек плюшевых любит, — пробормотала девушка, даже не пытаясь сдержать возбуждённую дрожь. Любопытство, жаркое, жадное любопытство ребёнка, держащего в руках запечатанный подарок и пытающегося угадать, что внутри,
