— Заставлять женщину преступать нормы морали ради вашей наживы — тоже! — промурлыкала Шарон.
— Ты уволена! — ткнул в нее пальцем С.С. Кейбл.
— Ты принята! — тут же подхватил Уолт Джентри. — Теперь проект в твоих руках, крошка.
Кейбл обратил на меня беспомощный взгляд:
— Видишь, как ловко они расставляют капканы? Деловая этика ничего для них не значит. Договоренность — пустые слова. Ты пытаешься...
— Пока еще никто договоренности не отменял, — напомнил я ему. — Вроде бы как ты сам пытаешься это сделать.
— Черт с вами! — махнул рукой Кейбл. — Посмотрим мы на вашу фабрику. И если она окажется ничего, то почему бы и нет? Еще проблемы? — Он оглядел окружающих, но никто ничего не сказал. — Можно снова нанять эту девицу? Не могу себе позволить, чтобы она работала на кого-то еще.
— О моем повышении поговорим попозже, — ответила Шарон.
— О боже! Я потерпел крах, не успев начать, — простонал Кейбл. — А теперь давайте поедим, пока я окончательно не потерял аппетит.
Я тайком пожал Шарон руку, и мои пальцы нащупали ее маленькое глупое колечко. Когда она поняла это, то спокойно улыбнулась мне и аккуратно высвободила свою руку.
Она оставила свою официальную маску в ресторане. Показная матерость, критицизм и всезнание, которые воспитал в ней этот город, сошли на нет, исчезли и растворились. Острые коготки на мягкой лапке, способные легко и непринужденно в кровь исцарапать любого гиганта бизнеса, были временно втянуты в бархатные подушечки. Шарон расстегнула золотую булавку, скреплявшую ее волосы, и теперь они мягким ореолом окружили ее личико. На смену черному атласу пришли малюсенькие шортики и коротенькая маечка, которая сидела на ней как влитая, повторяя каждый волнующий изгиб. Зрелая женщина уступила место маленькой девочке, но уступила не до конца и не насовсем, словно просто отошла в сторонку, и теперь проглядывала в каждой черточке, и мне становилось не по себе в ее компании.
Было в ней что-то странное, чего я никак не мог уловить. Назовем это целеустремленностью. Но ведь все женщины так или иначе помешаны на чем-то. Шарон заметила, как я смотрю на нее, и улыбнулась той чисто по-женски обворожительной улыбкой, от которой мне захотелось прижать ее к себе и крепко-крепко стиснуть в объятиях. Но даже маленькие кошечки умеют кусаться и царапаться, в чем я имел возможность совсем недавно убедиться. Стоит только вспомнить, как она обошлась с этими двумя.
— Что заставило тебя пойти на такой риск, котеночек?
Она пересекла комнату и убавила звук проигрывателя, а потом принесла мне кофе.
— Сама не знаю. Может, просто подумала... ну, Линтон ведь мой родной город. Было бы здорово увидеть, как там снова происходит что-то хорошее.
— Как ты думаешь, сколько они заплатят за аренду зданий?
— Ну, на самом деле не так уж и много. Но дело как раз не в этом. Я вот о чем подумала, будут ведь и другие расходы, и многим людям в городе эти деньги гораздо нужнее, чем клану Барринов.
— А ты, оказывается, сентиментальная барышня. Любишь творить добро, — удивился я. — Мне казалось, что ты ненавидишь это место.
— Наверное, так оно и было. Но увидела пляж, и мой старый дом... вот ностальгия и разыгралась. Я неправильно поступила?
— И сколько, по-твоему, перепадет Линтону?
— Планируется, что бюджет составит не менее пяти миллионов. По крайней мере два из них пойдет напрямую нашему городку за жилье, аренду помещений, пропитание и всякое такое.
— Моим кузенам придется пойти на это, если они хотят сохранить свой имидж, — осклабился я.
— Думаешь, тут могут возникнуть какие-нибудь проблемы? — встревожилась она.
— Проблемы, но не трудности. И не с их стороны, котеночек. Если кто и будет вставлять палки в колеса, так точно не они.
— Кросс Макмиллан?
— Не станет этот урод просто так сотрудничать с Барринами, — сказал я.
Шарон налила еще кофе и улыбнулась:
— Но он станет сотрудничать с Уолтом.
— С чего ты это взяла?
— Потому что этот прекрасный холостяк имеет в своем распоряжении неплохой кусок акций предприятий Макмиллана, а за очаровательной улыбкой маленького мальчика спрятаны тигриные зубы. Нет, Кросс не посмеет выступить против Уолта, а тот в свою очередь не будет выступать против меня.
— Мило, — хмыкнул я.
— И против тебя тоже, Дог. Уолт считает тебя настоящей коброй.
— Да ты что?
— И я тоже так думаю. — Она отставила свой кофе, подошла ко мне и села рядом. — Ты змей, друг мой, хотя и не гремишь хвостом. Только вот я никак не решу, удав ты или гадюка. Интересно, дорого ли мне придется заплатить за выяснение.
— В скором времени ты выставишь свою девственность на аукцион, и я собираюсь выкупить лот, детка. — Я показал в оскале все свои зубы. — Что-то мне не по вкусу, когда верткая красавица блондинка играет со мной в свои странные игры, особенно если вокруг не наблюдается песка, на котором можно от души порезвиться.
— Болтай, болтай, Дог.
Я протянул ей свою чашку и встал:
— Черт бы тебя побрал, девочка, я же не железный. Хотел бы я знать, кто твой жених. Я бы хлопнул его по заднице и заставил жениться на тебе, только бы избавиться от этого хождения по кругу. Слышал- слышал, как ты отбрила того героя-любовника... как его там?
— Рауль?
— Точно. Так вот, передо мной можешь не распинаться. Наслушался уже. Ты горячая штучка, сладкая моя, и мне это нравится. Нельзя было этого допускать, но так уж случилось. Больше никаких купаний голышом, как у Хантера с Дубро, и никаких постелей в заброшенных домах. Я этого не перенесу.
— Дог, — прошептала она.
— Что?
— Ты любишь меня?
— Нет, откуда такие бредовые идеи?
— Выродок!
— Сам знаю.
— Я вовсе не о происхождении.
Я улыбнулся и натянул плащ.
— Любишь меня, детка?
— Конечно, — произнесла она как само собой разумеющееся.
— Кошмарная болезнь, которой я заражаю всех женщин на своем пути, — сказал я.
— Ты и в самом деле выродок, Дог, — улыбнулась Шарон, показав блестящие белые зубки.
— Кобра, помнишь, сама говорила?
Глава 14
Рядом с «Ормин-отелем» красовались руины многоквартирных домов, окна в них были побиты, рамы почернели, а тротуар завален рухнувшими кирпичами. Между этими развалинами и отелем каким-то чудом уцелел всего один лишь дом, на веранде которого притулилась одинокая скорченная фигура.
Никакого Маркхама в регистрационной книге не значилось, но портье припомнил парня с котлетой вместо лица и всего за пять баксов назвал номер его комнаты, а потом вернулся к ежедневному выпуску результатов бегов. Если он и удивился, так только пяти долларам. Это было на четыре бакса больше, чем обычная такса за подобного рода сведения.
Его номер располагался в западном крыле на третьем этаже, в самом конце длинного коридора, освещенного двумя голыми лампочками. Я держался поближе к стене и, стараясь не шуметь, подобрался к
