матери к дочери.
Пока Ян Кэрэ обходил двор, здороваясь с родственниками и друзьями, которых еще не повидал, Корантен, отступив в темноту, прислонился к стене конюшни. За стеной он слышал постукивание лошадиных копыт по каменным плитам пола; после каждого удара подковой лошадь издавала какие-то звуки, похожие на чихание. Корантен желал только одного: остаться тут никем не замеченным — в одиночестве, внимательно наблюдая за этим крестьянским сборищем, которое столь же отличалось от привычного ему, как горный пейзаж от пейзажа прибрежного. Эта гора, не очень высокая, может быть, и заслуживала наименования всего лишь холма. Но Корантен, всю жизнь проживший на уровне соленой воды, испытал только что подлинное потрясение, увидев мир на несколько сотен футов под собой. Хоть тут и присутствовал приведший его Ян Кэрэ, в этой местности и среди ее обитателей Корантен чувствовал себя втирушей. Он думал, что никогда не смог бы привыкнуть к здешним жителям, а они к нему. И в то же время он чувствовал, что где-то в глубине его существа прорезается зернышко ностальгии, которая будет все расти и расти, как только он их покинет. Подите разберитесь во всем этом! Даже их бретонский язык, более жесткий, с более четкой артикуляцией, чем его, некоторые таинственные слова, о смысле которых он не решался спросить, некоторые обороты фраз, тоже ему непонятные, все, вплоть до их смеха, приводило его в замешательство, ему казалось, что будто говорят они совсем на другом языке, хоть и близком ему. Пусть в глубине души он чувствовал полное сообщничество с ними. Он вспоминал, что и Ян Кэрэ, когда появился в Логане, говорил так же, как здешние жители. Но ведь понадобилось очень мало времени для того, чтобы он начал изъясняться как заправский житель Логана, правда, сохранив кое-какие особенности произношения, которые выдавали в нем пришельца. Однако стоило ему побыть всего несколько часов в своей деревне, как он сразу приобрел все повадки горца, которые жили в нем и тогда, когда он пел и танцевал у тетушки Леонии или на «Золотой траве».
Корантен предавался этим размышлениям, пока в двух шагах от него два человека не начали внезапно тот же самый напев, который он только что слышал на горных склонах. Певцы выпятили грудь и заложили большие пальцы за борта своих жилетов. Потом они начали медленно продвигаться вокруг гумна. По мере их продвижения все присутствующие брались за руки и делали несколько шагов по направлению к центру двора, подбадривая друг друга. Внезапно, покрывая тралала, грянула песня новобранцев, подхваченная мотивом гавота. Тут и танцоры пришли в движение. Просунув друг другу руки под мышки, люди образовали несколько цепочек, которые, пританцовывая, сдвинулись, соединившись в одну, возглавленную веселым парнем, который четко пристукивал каблуками, чтобы отчеканить ритм, заданный поющим дуэтом. Первый певец выводил мелодию высоким, хорошо поставленным голосом, а другой вторил ему, меняя тональность в конце музыкальных фраз. Пока звучали первые куплеты, новые участники входили в цепь, прорывая ее там, где им нравилось, причем разъединенные танцоры не оказывали им ни малейшего сопротивления. Наконец цепь замкнулась, образовав движущийся круг, и тут танцоры, казалось, забыли обо всем на свете, каждый сосредоточился на выделываемом им па. Корантен был покорен. Если бы не современность веселого сатирического содержания некоторых куплетов, Корантен мог бы вообразить, что присутствует при ритуальной церемонии, идущей из глубины веков. Тут он почувствовал удар по плечу и услышал выделявшийся на шумовом фоне голос Яна Кэрэ:
— Не правда ли, Корантен, мы с тобой подоспели вовремя! Полюбуйся на их уменье владеть ногами, обрати внимание, как у них сгибаются и разгибаются колени! Подумать только, сколько дней подряд провозились они в согбенном состоянии сперва над землей, потом на коленях пересыпая картофель из корзин в мешки, после всего этого понятно их желание распрямить все члены. Вот они и дают жару! Им приятно сменить одну усталость на другую. А горожане еще говорят, что крестьян не расшевелить. Смешно слушать, когда они утверждают это с глазами мертвых рыб, шаркая по натертому паркету ногами в их отвратительном танго. Послушай же наших певцов, Корантен! Они проймут до мозга костей даже и мертвеца. Взгляни вон на ту старуху, как старательно она выделывает все па танца! Это моя крестная. Восемьдесят два года. Не могу удержаться. Иду туда. Подожди, я к тебе вернусь!
Ян Кэрэ вспрыгивает на гумно, уже танцуя, подняв обе руки вверх. Цепь разделилась на две параллельные шеренги. Он проворно втискивается между своей крестной и куда более молодой, чем она, женщиной, которая держит за руку мальчугана двенадцати — четырнадцати лет. Вторжение Яна едва на какую-нибудь секунду нарушило танец. Цепь танцующих подхватила его, он в ней растворился. Певцы великолепно спелись с тех пор, как танцоры нашли правильный темп, который всегда дается не сразу. Его находят не в силу одного только собственного старанья, надо, чтобы каждый приноровился к другим, слился бы со всеми вместе, как бы составив единое с ними тело, а в особенности это касается тех, кто танцует друг против друга, они-то и есть истинные вдохновители, а не соседи слева и справа, которые могут раздробить темп, если отступят от его общей целостности. Странно видеть, как танцоры неотрывно смотрят в глаза тем, кто напротив них. Руки сплетены, плечи соприкасаются, торсы выпрямлены от шеи до поясницы, оставляя полную свободу для ног, которые действуют в быстром темпе, утвержденном четким выстукиванием каблуков ведущих. Мужчины высоко вскидывают колени, а женщины семенят ногами, почти не отрывая их от земли. Два запевалы все время не спускают глаз с обеих шеренг, потому что это именно они ведут и направляют слаженность общего пения. Когда голоса запевал сливаются в конце музыкального пассажа, удвоенный их звук возбуждает всякий раз танцующих, и, подстрекаемая вожаками, вся цепь приходит в волнение, а Корантен смотрит на все это разинув рот — для рыбака это предел необычного. Вдруг первый певец убыстряет ритм, ударяя изо всей силы каблуком в землю. Второй не отстает от него и почти тотчас же цепь замирает на такой протяженной ноте, что от нее у всех дыхание перехватывает. И вот все смешалось. Танцоры медленно рассеиваются по гумну, вновь пришедшие крестьяне пользуются этой паузой, чтобы войти в круг, выбрать себе подходящее место для участия в этом ансамбле, который распался на три части. К Корантену возвращается Ян Кэрэ, с ним идет высокая девица в круглом чепце. Корантену вначале видны ее сильные руки, которые она положила на передник. Оба пришедшие сильно запыхались. Ян говорит:
— Я запоздал к первому гавоту, но теперь всем представится случай увидеть меня в деле. Разумеется, я потерял сноровку с тех пор, как спустился на равнину. Но навык быстро восстанавливается. Смотри! Я нашел в цепи Элену, мою кузину. А это Корантен Ропар, он — со мной на «Золотой траве», нашем судне.
Высокая девица не произносит ни слова. Здравствуйте, до свиданья — тут не в обычае. Первым заговаривает Корантен.
— У вас тут очень весело, в вашей местности.
Ему отвечает серьезный, несколько стесненный голос:
— Как работаешь, так и отдыхаешь. Разве это не справедливо?
— Послушай, Элена, — говорит Ян Кэрэ, — побудь немного с Корантеном. Он несколько диковат, да и не знает тут никого. Ночных праздников у тебя здесь будет еще много, а вот у меня, там… Мне хочется станцевать середину танца и еще в середине круга в следующем куске, не сходя с места, без передышки. Честное слово! У меня в каждом колене по муравейнику, необходимо растормошить муравьев. Не бойся его, он совсем не злой.
Ян рассмеялся и беззаботно ушел от них. Корантен был очень смущен и следил за ним глазами, пока тот не нырнул в толпу, которая становилась все более плотной. Тут вновь зазвучал серьезный голос:
— Это правда, что вы такой уж дикий парень?
— Не знаю. Другим виднее.
— Я вас совсем не боюсь. Нисколечко.
— Это меня подбадривал ваш кузен. Ян просил вас не бояться меня. Он уже не раз проделывал со мной такие фокусы, когда мы отправлялись вместе в компанию молодежи. Правда, не часто это случается. Но он всегда умудряется подвести ко мне какую-нибудь девушку и бросить меня с ней. Я страдаю, не зная, что ей сказать. Только и делаю, что засовываю руки поглубже в карманы. Мы, моряки, вообще любим держать руки в карманах, когда находимся на суше. К счастью, девушка всегда скоро уходит, и дело на этом кончается.
— Для нелюдимого парня, — вступает с оттенком иронии серьезный голос, — вы не такой уж неразговорчивый, каким хотите представиться.
— Впервые в жизни. Вы меня нисколько не испугали.
— Не рассчитывайте, что я так скоро уйду от вас.
