сэр, он не любил ловить рыбу, нет. Любил смотреть, как другие ее ловят. И все время делал снимки, да.
— Снимки чего?
— Других кораблей и лодок. Красивых ракушек. Иногда просто рыбалку снимал. Ничего особенного.
— А какая у него была камера?
— Мистер Дюран, сэр, он имел много разных штуковин для съемок. Но чаще снимал одной. Маленькой такой, как бывает у туристов.
— Тридцать пять миллиметров?
— Да. Вроде бы видел у него такие маленькие коробочки с пленкой.
— Зачем он снимал, Билли?
— Откуда мне знать. Может, чтобы хранить хорошие вещи на память. Вы скажете, хорошие вещи присылают в маленьких коробочках. Однажды и у меня появятся такие, будет, что хранить. — Мако покосился на него, и Билли добавил: — Знаю. Я сумасшедший такой карибец.
— Я этого не говорил.
— Зато вы очень громко думаете, сэр.
Мако причалил очень аккуратно, лишь слегка скрипнули о пластиковые бамперы, которыми был обшит пирс, резиновые полоски на борту. Он отвязал канат, Билли отдал швартовые, обвязал один конец каната вокруг металлической тумбы. Затем они вдвоем начали выгружать корзины с отборными морепродуктами для вечеринки в саду. Как только выгрузку закончили, на пирсе появились два молодых островитянина с тележкой, погрузили все в нее и повезли к большому дому.
— Мако... — Падающий сзади свет отчетливо обрисовывал ее фигуру под золотистым шелковым саронгом, и у Хукера на миг даже перехватило дыхание. Такое с ним случалось и прежде, поэтому он сразу понял, что это означает, и мысленно приказал себе прикрыть наиболее уязвимые места старой надежной броней.
— Привет, Джуди, — улыбнулся он в ответ и почувствовал, что броня с каждой секундой становится все тоньше, а сам он — все уязвимее. Он понимал, что к этой ситуации приложил руку Билли, вот только никак не мог сообразить, как сам он мог допустить такое. — Вечеринка еще не началась?
— Начнется примерно через час. Как бы не опоздать с подготовкой, туземцы такие медлительные.
— Не заблуждайтесь, леди. Стоит только захотеть, и эти островитяне могут поделить секунду надвое. К счастью, они редко выражают такое желание, это и является неотъемлемой частью их очарования. Я и сам постепенно становлюсь таким же.
Она засмеялась тихим дразнящим смехом.
— Нравится вам это или нет, но и вы наделены определенным шармом.
— И работу проделал вроде бы неплохую?
— Просто замечательную.
— И чем мне теперь заняться?
— Билли покажет. Пойду переоденусь, потом помогу вам чистить рыбу.
Не успел он сказать «нет», как Джуди решительно зашагала к дому, а сам он направился по усыпанной песком дорожке к тому месту, где должен был состояться пикник под открытым небом. В огромной яме уже дымился уголь. Кругом были расставлены столики для чистки и разделки рыбы и вскрытия раковин. На них лежали различной формы ножи и инструменты, и любопытствующие гости могли наблюдать за приготовлением поистине экзотического обеда в сугубо местных традициях, сидя в креслах возле весьма оригинального бара, выстроенного из обломков старых кораблей.
Из потайных динамиков неслась нежная местная мелодия, подстегиваемая время от времени рокотом барабанов. «Да, весьма оригинальная музыка, — подумал Хукер. — Одна проблема: придумали ее на Гавайях».
— Все равно никто не поймет, — Джуди подошла незаметно, сзади.
Хукер поставил корзину, битком набитую раковинами моллюсков, и сказал:
— Знаете, вы в точности, как Билли. Подкрадываетесь тихо, словно кошка, готовая наброситься на чайку.
— Поэтому и хожу босиком, — усмехнулась она. — А Билли сказал вам, что я говорю на местном наречии?
— Нет, об этом не было речи. Но я верю.
Сам Билли в этот момент находился футах в двадцати пяти от них и был занят чисткой рыбы. Он, разумеется, все слышал, но не подавал вида.
— Может, желаете пройти в большой дом и познакомиться с моими гостями? Кое-кого из них вы знаете.
— Нет, спасибо. Дел полно.
— Мистер Хукер, сэр, — окликнул его Билли, — я тут и сам отлично справлюсь. А вы можете поговорить с людьми, со своими, американцами.
— Вот видите? — улыбнулась Джуди.
Хукер покачал головой, улыбнулся, потом сполоснул руки под краном. Взял Джуди за руку и направился к дому. Таким жестом берут за руку ребенка, чтоб помочь перескочить через канаву, но когда пальцы их плотно переплелись, он почувствовал, как броня истончается, превращается в лист фольги. И в голову сразу полезли такие мысли, что Мако поспешил отогнать их.
Впрочем, все эти ощущения были не новы, и он знал, что может с собой совладать. Доводилось и прежде. Порой, когда чувства мешали работе, он спрашивал себя, стоят ли они того, и всегда получал однозначный ответ: нет, не стоят. Впрочем, теперь он не у дел, так что нет нужды чего-то опасаться и пользоваться своим испытанным оружием.
И все равно допускать этого нельзя. Он должен взять себя в руки.
Поднявшись на высокую песчаную дюну, он увидел, что у пристани пришвартовались два судна. Первое оказалось восьмидесятифутовой яхтой, так и сверкающей металлическими частями и гладко отполированным красным деревом. Называлась она «Лотусленд», а специальные стойки для камер на борту свидетельствовали о том, что следовало читать еще и «Голливуд, США».
Вторым судном оказался «Теллиг». Он был надраен и блистал чистотой, точно его принарядили специально к этому визиту.
Джуди перехватила взгляд Хукера и заметила:
— 'Лотусленд' принадлежит моей компании...
Один из побочных бизнесов отца. Полностью оборудован для киносъемок.
— Шик да и только!
— Ну, сами знаете, что такое Голливуд.
— А вы знаете?
Она лукаво улыбнулась.
— Достаточно, чтоб держаться от него подальше. Тем не менее, за последние два года компания сняла три вполне удачные картины подряд, и использование яхты сыграло тут не последнюю роль. Вы их видели?
— Джуди, я вот уже лет пять не был в кино.
Она задумалась на несколько секунд, потом спросила:
— Скажите, Мако Хукер, а чем вы вообще занимаетесь?
— Ловлю рыбу.
Она смотрела на него с сомнением.
— Не верите, спросите Билли.
— Нет, Билли ни за что не станет рассказывать о людях, которые ему нравятся. Только туману напустит.
— К примеру?
— Ну, он говорит, что вы очень хороший человек. Делаете людям добро.
— Я просто вежлив с ними, вот и все.
— Еще говорит, что вы бесстрашны.
— А вот тут он ошибается. Многие вещи меня пугают.
