— Может быть. А где была твоя тачка, когда они обрабатывали женщину?
— Стояла спокойненько на обочине, на домкрате и с аварийными сигналами.
— Ловко придумали.
— Я тоже так подумал.
— Если кто и заметил эти сигналы, разве теперь найдешь. Скорее всего на них и внимания никто не обратил.
— Именно так.
Пэт чуть помедлил, взглянул на Велду, потом снова на меня.
— Ты собираешься держаться за эту версию?
— А разве есть другая?
— Ладно, я проверю. Надеюсь, ты не допустил никаких ошибок. А теперь спокойной ночи. Главное, не горячись. — Он двинулся к двери.
— Я сам проверю, Пэт, когда встану на ноги.
Он остановился, держась за ручку двери.
— Не напрашивайся на неприятности, парень. У тебя их уже достаточно.
— Мне не нравится, когда меня оглоушивают и бросают с обрыва.
— Майк…
— Пока, Пэт. — Он криво улыбнулся и вышел. Я приподнял руку Велды и взглянул на ее часы. — У тебя осталось пять минут из тридцати. Как ты собираешься их использовать?
Всю ее серьезность как рукой сняло. Роскошная женщина с улыбкой на губах, которые были от меня в нескольких дюймах и с каждой секундой становились все ближе. Велда. Высокая, с волосами как ночь. Красивая, аж смотреть больно.
Ее руки мягко легли на мое лицо, ее жаркий рот готов был выпить меня до дна. Даже через одеяло я чувствовал ее упругие груди, живые создания, которые ласкали меня сами по себе. Она нехотя оторвалась от моих губ, и я смог поцеловать ее в шею и пробежать губами по плечам.
— Я люблю тебя, Майк, — сказала она. — Я всё в тебе люблю, даже если ты погряз в неприятностях. — Она провела пальцем по моей щеке. — Говори, что я должна делать.
— Взять след, котенок, — сказал я. — Постарайся узнать, что все это означает. Проверь санаторий, свяжись с Вашингтоном, если сможешь.
— Это не так просто.
— В Капитолии не умеют хранить тайны, детка. Наверняка пойдут слухи.
— А ты что будешь делать?
— Постараюсь, чтобы федеральные сыскари поверили моему рассказу о несчастном случае.
Она удивленно вскинула брови.
— Ты хочешь сказать… что ничего этого не было?
— Да нет, все было именно так. Просто никто этому не поверит.
Я похлопал ее по руке. Она поднялась и пошла к двери. Я смотрел ей вслед, пожирая глазами каждое движение ее тела. Была какая-то чувственная грация в плавном изгибе ее бедер и развороте плеч. Такая, возможно, была у Клеопатры. Или у Жозефины. Но они не умели подать ее, как она.
— Велда… — позвал я, и она обернулась, прекрасно зная, что я хочу сказать. — Покажи мне свои ноги.
На губах у нее заиграла озорная улыбка, в глазах заплясали искорки. Она остановилась в такой позе, которую не увидишь ни на одном календаре. Это была Цирцея, коварная обольстительница, живое произведение искусства на выставке для одного-единственного мужчины. Юбка взметнулась вверх, открыв для обозрения волшебную симметрию плавных линий и округлых форм.
— Хватит, котенок, — сказал я. — Занавес.
До того как я смог сказать что-нибудь еще, она громко рассмеялась, послала мне воздушный поцелуй и сказала:
— Теперь ты знаешь, что чувствовал Одиссей.
Теперь я знал. Этот парень был лопух. Он должен был спрыгнуть с корабля.
Глава третья
Опять был понедельник, дождливый мрачный понедельник, который окутал землю, как огромное намокшее покрывало. Я смотрел в окно на непогоду и чувствовал ее вкус во рту. Дверь открылась, и врач спросил:
— Вы готовы?
Я отвернулся от окна и раздавил сигарету в пепельнице.
— Да. Они ждут меня внизу?
Он облизнул губы и кивнул.
— Боюсь, что да.
Я подхватил шляпу со стула и прошел через комнату.
— Спасибо, док, что вы так долго не давали им сесть на меня верхом.
— Это было продиктовано необходимостью, молодой человек. Вам нанесли чрезвычайно сильный удар. Я до сих пор опасаюсь осложнений. — Он открыл для меня дверь, проводил до лифта и молчаливо стоял рядом со мной, пока кабина ползла вниз. В лифте он раз-другой искоса взглянул на меня.
Мы спустились в холл, обменялись короткими рукопожатиями, и я подошел к окошку кассы. Женщина-кассир заглянула в свои ведомости и сказала, что все счета больницы оплачены моим секретарем, затем вручила мне квитанцию.
Когда я повернулся, все они стояли в учтивой позе, со шляпой в руке. Молодые люди с цепкими глазами. Дошлые. Младший оперативный состав. Возможно, вы смогли бы выделить их в толпе, но скорее всего — нет. Пистолет не выпирает, одежда обыкновенная. Не толстые, не худые. С неприметными лицами. Не более чем простые исполнители — но из конторы Гувера[2].
Высокий опер в синем костюме в полоску сказал:
— Машина у подъезда, мистер Хаммер.
Я последовал за ним к выходу, остальные шли сзади. Мы проехали через весь город, свернули на Девятую авеню и остановились у современного серого здания, в котором находился их местный оперативный центр.
Они были весьма обходительны, эти молодые люди. Взяли у меня шляпу и пальто, пододвинули кресло, осведомились о моем самочувствии и, когда я сказал им, что со мной все в порядке, напомнили мне, что я вправе настаивать на присутствии адвоката.
Я усмехнулся.
— Спасибо, но это ни к чему. Вы просто задавайте вопросы, а я постараюсь на них ответить.
Высокий кивнул и сказал кому-то у меня за спиной:
— Принеси досье.
Я услышал, как открылась и закрылась дверь. Он наклонился над столом, сцепив пальцы.
— Итак, перейдем к делу, мистер Хаммер. Вам известно, какая возникла ситуация?
— Мне известно, что нет никакой ситуации, — сказал я резким тоном.
— Даже так?
— Послушай, друг, — сказал я. — Пусть ты из ФБР, пусть я влип в историю, которая вас интересует, но давай сразу кое-что уточним. Я не из тех, кого можно брать на пушку — даже в таком месте, как это. Я достаточно хорошо знаю законы. Я приехал сюда по своей доброй воле, поскольку сам заинтересован, чтобы все уладилось как можно быстрее. У меня есть неотложные дела, и я не хотел бы, чтобы какие- нибудь копы[3] спутали мне карты. Я понятно излагаю?
Он не торопился с ответом. Снова открылась и закрылась дверь, чья-то рука через мое плечо положила на стол папку. Он придвинул ее к себе, открыл и полистал какие-то бумаги. Но он ничего не читал, я это видел. Он знал всю эту чертову писанину наизусть.
