игру в вопросы и ответы. Это было похоже на фехтование на шпагах. Я любовался Рондиной. Как и раньше, когда мы были одновременно любовниками и врагами.
– Родители? – спросил я.
– Ричард и Агнесс Кен. Отец родился в 1892 году, умер в 1951. Мать родилась в 1896, еще жива. Сестры: Рут, Патриция и Диана. Братья: Вернон и Джон. Диана и Джон погибли во время войны. Точные даты…
– Не нужно. Фамильный герб?
– Два единорога держат пурпурный щит с поперечными полосами, под ним свиток с надписью…
– Здорово вызубрила, – прервал я ее. – У тебя всегда были большие способности. Ты еще помнишь Кола Хаггерти, Рондина?
Она вопросительно посмотрела на меня:
– Кого?
– Ну, может ли человек так лицемерить? Ты убила его. Сразу после того, как выстрелила в меня.
Вилка задрожала в ее руке.
– Тебе неприятно об этом вспоминать? Черт возьми, а вот я совершенно спокойно думаю о тех, кого убил. Они заслужили это. По твоему мнению. Кол и я тоже заслужили, так что сентиментальность тут ни при чем. – Я взял стакан и сделал несколько глотков. – Или ты теперь сама боишься?
Рондина вновь овладела собой.
– Нет, – сказала она, – не боюсь.
– Напрасно. У тебя есть все основания бояться.
Я расплатился, и мы вышли. Нас можно было принять за супружескую чету. Никому бы и в голову не пришло, что рядом идут палач и жертва.
На углу Бродвея я остановил такси и назвал водителю адрес Рондины. Она положила между нами свою сумочку. Я прижал ее бедром и понял, что в ней пистолет. Для меня не составляло большого труда незаметно открыть ее, вытащить из пистолета обойму и положить ее себе в карман. В свое время Корбинет хорошо обучил нас.
Она не стала возражать, когда я вышел из машины и последовал за ней в дом, но остановилась около швейцара и портье, перекинувшись с ними парой слов. Оба мужчины имели достаточно времени, чтобы рассмотреть меня. Кроме того, она спросила их о времени и подвела свои часы. Таким образом, два свидетеля могли опознать меня и назвать точное время нашего прихода.
Но Рондина не знала, что сегодня я не собираюсь ее убивать. Пока еще нет.
Она нажала на кнопку двенадцатого этажа.
– Неплохо сработано, Рондина, – заметил я. Она поняла, что я имею в виду.
– Ты считал меня бездарной?
– Ни в коем случае. Однако за время нашей разлуки ты усовершенствовалась.
Рондина загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это мог заметить только профессионал.
Она вошла в комнату, оставив дверь открытой, и спросила:
– Выпьешь на дорогу, Тайгер?
– Охотно.
Она повернула выключатель. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп и из скрытого динамика послышались первые аккорды симфонии Брамса. Рондина сбросила пальто на спинку кресла, положила сумочку, подошла к бару и начала что – то смешивать. Подав мне стакан, она прошла в спальню и через минуту вышла в голубом стеганом халате, под которым – я знал – больше ничего не надето. Я был разочарован. Нет, не внешностью Рондины – она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые приемы. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.
– Прелестно, – сказал я. – Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.
Она улыбнулась.
– Спасибо. Ты допил?
– Я жду добавки.
– Сейчас.
Она не заметила, что первый стакан я вылил, и приготовила мне вторую порцию. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, с двенадцатого этажа был хорошо виден весь его громадный прямоугольник.
– Славная квартирка, Рондина. Наверно, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалование в ООН, она тебе не по карману.
– У меня есть рента, а положение обязывает поддерживать определенный статус. Семья считает точно так же.
– У меня другое объяснение.
– Какое же?
Я повернулся и посмотрел на нее.
– Да, у тебя есть побочный доход, но его источник не семья, а враждебное правительство.
Она покачала головой.
– Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, Кены и дают тебе деньги, но только, чтобы ты не обнародовала какую-то их тайну. – Я торжествующе улыбнулся. – Остроумный шантаж – отличное алиби для денег.
Она снова побледнела.
– Через несколько дней я узнаю тайну этой семьи, – продолжал я. – То, что смогла сделать ты, смогу и я. У меня есть парни, которые раскопают все, что угодно.
– Тайгер…
– Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны?
– Дьявол! – Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я не шевельнулся. – Они мертвы! Оставь мою семью в покое! Я улыбнулся.
– Дорогая, у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца. Я слишком сильно любил тебя и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, о чем мы мечтали и конце войны: иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты захотела убить меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.
Взгляд Рондины стал печальным.
– Ты меня еще любишь, Тайгер? – Она по-прежнему была великолепной актрисой.
Я ответил не раздумывая:
– Конечно, и никогда не перестану. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.
– Ты действительно этого хочешь?
– Да. И убью, как только все узнаю.
Симфония приближалась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент. Я уселся на ручку кресла и посмотрел на Рондину.
