Его не зря назвали Визгуном. Он слишком много визжал и болтал, так что его намерения стали достоянием противной стороны, и он, даже не поняв, что с ним произошло, отбыл в мир иной. Он успел переслать мне кассету и отправился сдаваться властям, но его перехватили – он так и не добрался до верхних ступенек здания Уголовного суда. Кто бы ни готовил восемьсот фунтов чистого золота для отправки за море, он мог себе позволить потратить малую толику его и заказать убийство моего старого приятеля по камере.
Если даже считать по минимуму – сто долларов за унцию, то восемьсот фунтов потянут, черт побери, на миллион с четвертью баксов. Есть чем расплатиться и за переправку золота, и за труп, и даже не один. Первым оказался Визгун.
Идиот и несмышленыш! Он так суматошно суетился, спешил, что нечаянно оторвал несколько дюймов ленты, которые как раз и помогли бы опознать собеседников на оставшейся части. А так – у меня были только два голоса и единственное имя – Старик.
Я сунул кассету в конверт с изображением синусоид графического отпечатка голоса, который дал мне Эдди Коннор, затолкал кассету к задней стенке ящика с моими счетами и запер его на ключ. Вдруг желудок свело судорогой, и снова появилось отвратительное ощущение, когда я вспомнил, как пахнет лужа крови на горячем асфальте и когда въявь увидел полуоткрытый глаз Визгуна Вильямса, придавленный обледенелым веком. Выругавшись сквозь зубы, я вытащил из ящика стола мой 45-й калибр и сунул его за пояс.
Да пусть все катится к чертовой матери! Меня это нисколько не волнует. Я помнил одно – как Визгун грудью закрыл меня от ножа Ардмора, который рвался прирезать бывшего копа.
Когда я спекся, многие дали понять, что меня и в упор не видят. А ведь были и такие, которые делали точь-в-точь как я, но им хватило ума не попасться. Коренастый плотный лейтенант был одним из них и не мог не столкнуться теперь со мной и сильно опасался, что я попытаюсь надавить на него. Чувствовал он себя чертовски неудобно, потому что выхода у него не было, и он это отлично понимал, хотя и старался держать себя раскованно и непринужденно.
Мы расположились в китайском ресторанчике, и, когда нам подали чау-чау, я спросил:
– Кто занимается золотом, Ал?
– Кто им только не занимается!
– Я говорю о товаре на миллион с четвертью.
– Это незаконно, – сказал он. – Разве что для производственных нужд.
– Конечно. Тем более что такой груз золота и транспортировать нелегко. Но это не помешает переправить его по воздуху – в виде оснований кресел, подлокотников, ложных переборок, липовых запчастей и прочего.
Ал Гроссино накрутил на вилку очередную порция спагетти и уставился на меня.
– Послушай, я и понятия не имею...
– Кончай нести ахинею. Ал. Когда цена на золото подскочила, они реанимировали старые шахты, и современная технология позволила выколачивать немалые прибыли. Эти компании сбывают продукцию на сторону. А поскольку контролировать их должно государство и уже явно поползли кое-какие слухи, ты-то должен быть в курсе.
– Черт возьми, Фаллон...
– Не заставляй меня углубляться в тему, а мне очень этого хочется... – предупредил я.
Он молчал несколько секунд, обводя взглядом помещение. Успокоившись, он сказал:
– Провалиться тебе, Фаллон! Вечно ты нарываешься на жуликов. Это просто мелкое мошенничество.
– Так что за разборки?
Смирившись, он устало повел плечами:
– Две компании из Невады и одна из Аризоны сцепились с профсоюзами. Они начали терять продукцию еще до стадии отливок в слитки. Так что на рынке в Нью-Йорке ничего и не появилось.
– Насколько тебе известно.
– Не лови меня на слове, Фаллон.
Улыбнувшись, я промолчал, ожидая продолжения.
– Мы получили указание, – вновь заговорил Ал Гроссино, – присмотреться к ним, но пока ничего так и не засекли. Эти компании пойдут на что угодно, лишь бы платить поменьше налогов.
– Дерьмо собачье!
– Не идиотничай! Ты что, не знаешь, как федералы контролируют каждый грамм шахтного золота в этой стране?
– Сам не идиотничай! Неужели ты не знаешь, как разнятся цены официальные и черного рынка? – осадил я его.
– О'кей. То есть биржевые дельцы...
– Да оставь ты их в покое. Давай называть вещи своими именами. Кто в этом деле самые крупные шишки? Кто построил Лас-Вегас? Кто контролирует доставку наркотиков? Кто...
– Гангстеры не занимаются золотом, Фаллон, – фыркнул он. – Они слишком умны, чтобы возиться с валютой.
– Почему же в таком случае они занимаются подделкой денег? – с гнусной ухмылкой подначил я его.
Отшвырнув салфетку, он влил в себя остатки холодного чая.
– Выкладывай, что тебе надо, и катись отсюда!
– Выясни, в каких объемах компании оценивают свои потери? – сказал я.
– Зачем?
– Ты разве забыл, что я репортер?
– Трудно представить тебя в этом качестве.
– Всему свой срок. Ал. Кстати, кто такой Старик?
– Не притворяйся кретином, Фаллон. Ты служил в армии. Ты был копом. Любого, у кого есть право командовать, называют «стариком». – Он нахлобучил шляпу и кинул на стол свою долю платы, оставив меня в одиночестве.
Увидев у дверей окружной прокуратуры копа, я показал ему свою репортерскую карточку, и, пока он нес какую-то чушь, я заметил Люкаса из «Ньюс». Тогда я зачитал копу несколько абзацев из Конституции США и направился прямиком к Чарли Уоттсу, который собирался допрашивать рыдающую Марлен Питере. Чарли был в компании двух детективов и помощника окружного прокурора. Пухлую маленькую уличную бабочку, которая должна была стать женой Визгуна Вильямса, так часто таскали сюда, что все их штучки она знала наизусть и тотчас же пустила в ход самое безотказное оружие – потоки слез. Блюстители ее гражданских прав были потрясены таким беззаконием. Люкас был готов броситься на защиту бабочки, а я подумал, кто же выписал ордер на арест, да и есть он вообще у них?
Но так или иначе я, оказавшись на допросе, испытал облегчение, а мой бывший шеф сказал:
– Я так и знал, что увижу тебя. Рано или поздно.
– А если точнее?
– Рано. Конечно, ты знаешь эту леди?
– Конечно.
– В ее профессиональном качестве?
– Пока еще я ей не платил, Чарли.
Сотруднику окружной прокуратуры было чуть больше двадцати, и он сделал ошибку, открыв рот:
– Что вы тут вообще делаете, черт возьми?
– Собираюсь выкинуть тебя пинком под зад, малыш. Чисто в физическом смысле слова. И тут все стены будут вымазаны твоими соплями и кровью, если ты сам не уберешься. И прихвати с собой своих приятелей.
Чарли Уоттс расплылся в откровенной ухмылке, предвкушая дальнейшее развитие событий. Но я был прав – ордера на арест у них не имелось. Даже намека не было. Все беспрекословно поднялись, глядя на побагровевшего сотрудника прокуратуры. А Люкас, догадываясь, что будет дальше, возмущенно убрал свои записи. Подождав, пока за ними закрылась дверь, я кинул шляпу на стол и спросил:
